— Стас, посмотри-ка.
Стас, уже собравшийся покинуть ванную, недовольно развернулся и подошел к ней.
— На что?
Кира кивком указала направление, и он, наклонившись, присвистнул, разглядывая ящик, доверху набитый разнообразными баллончиками освежителя воздуха.
— Да, впечатляет!
— Интересно, зачем ей столько? — Кира вытащила один баллончик, потом другой. Все они были неиспользованными.
— Старушка была крайне запаслива.
— При всей своей запасливости, она, все же, насколько мне известно, была пенсионеркой, — заметила Кира, с грохотом сваливая освежители обратно в ящик. Стас рассеянно кивнул.
— Ну да. И что?
— Тебе известно, сколько стоит вот такой освежитель?
Стас всем своим видом показал, что ему это неизвестно.
— Его здесь лежит гривен на двести.
Он снова присвистнул, на этот раз не без уважения.
— Пенсия у нашей бабаньки, насколько мне известно, вряд ли превышала… ну сотни четыре. Скорее всего, триста пятьдесят. Тратить большую часть пенсии на освежители… если только у нее не была какая-нибудь мания. Или по одному прикупала каждый месяц? Может, она их коллекционировала?
— А может, кто-нибудь подарил ей целую партию? — предположила Кира, невольно переводя взгляд на шандал и обратно на ящик. — Ну, там… на день рождения.
— Очень странный подарок, — Стас потер ухо. — А может, наша бабка была не такая уж бедная? Может, где-нибудь тут спрятаны золотые слитки? Или стулья набиты алмазами?
Кира фыркнула, всплеском жестов выразив явное презрение к этой версии.
— Скажешь тоже!
Стас пожал плечами и свел ладони в звонком, задорном хлопке.
— Пошли на кухню! Честно говоря, мне наплевать, сколько у нее было освежителей или, там, средств для чистки унитаза! Есть вещи и поважнее, — он задрал голову и критически осмотрел лохмотья паутины и отслоившуюся штукатурку. — Главное, чтоб за эти полгода потолок не рухнул нам на головы вместе с соседями. Если это произойдет, я буду очень недоволен.
— Если это произойдет, тебе уже будет все равно, — оптимистично заметила сестра и потянула его за локоть. — А машинку тебе все равно придется осмотреть. Я — дитя технического прогресса, и отвыкла мельтешить руками в тазике.
Стас пробурчал что-то нечленораздельное и поплелся следом за ней на кухню, по пути хмуро разглядывая отклеившиеся полотнища обоев, пыльные антресоли, где громоздились еще более пыльные банки, и пол, податливо прогибающийся под ногами.
Уже на пороге кухни Кира вдруг по-кошачьи пригнулась, сузив глаза, после чего стрелой метнулась к окну, чуть не опрокинув по дороге табуретку, резким движением отдернула одну из тонких белых занавесок, и на нее испуганно глянуло вплотную прижатое к стеклу расплывшееся, незнакомое старушечье лицо, над которым громоздились мелкие стального цвета кудряшки. Лицо беззвучно открыло рот, после чего исчезло, словно его владельца неожиданно сдуло ветром.
— Проклятье! Нет, ты это видел?! — задыхаясь от негодования воскликнула Кира, размахивая руками. Стас, не ответив, грациозно скользнул к столу и ловко подхватил сахарницу, сметенную со стола разбушевавшимися руками сестры. — Ой!
— Ай! — отозвался Стас, возвращая сахарницу на стол — подальше от опасного места. — Видел. И что такого? Любопытство такого рода прямопропорционально возрасту. Старые люди, заняться нечем…Научись себя сдерживать — это не последняя физиономия, которая будет висеть в нашем окне, а сахарница здесь скорее всего одна. Привыкнут — перестанут заглядывать.
— Привыкнут… — проворчала Кира. — Я не люблю, когда в мои окна кто-то заглядывает! Терпеть этого не могу!
Она приоткрыла другую штору, посмотрела на двор и невольно вздрогнула.
Все, кто сидел на скамейках или прогуливался мимо дома, смотрели на нее. Смотрели очень внимательно. Несмотря на расстояние, Кира не могла ошибиться. Они смотрели именно на ее лицо, появившееся между разошедшимися занавесками, а до этого, вероятно, смотрели на окно. И тетя Тоня, уже умостившая свои внушительные телеса на одной из скамеек, смотрела тоже.
Это продолжалось секунду, а потом скрещенные взгляды вдруг резво разбежались в разных направлениях, вернувшись к детям, газетам, шахматам, нардам и лицам собеседников. Кира отступила назад, и занавески сомкнулись.
— Да что же это такое?! — прошептала она. — Стас, они так и смотрят…
— Не выглядывай в окно, если это тебя так волнует, — посоветовал Стас, уже возящийся с колонкой. — И вообще наплюй! Так недолго и параноиком стать!
Он зажег газ, открыл кран и через несколько секунд в зеве колонки что-то вздохнуло, хлопнуло, и оттуда свирепо полыхнуло. Вниз посыпалась сажа.
— Елки! — опасливо сказал Стас, глядя на огонь, уже горящий ровно, потом сунул палец под струю воды и блаженно сощурился. — А-а-а! Горяченькая!
Кира, усилием воли преобразовав свои возмущение и легкую тревогу в философское пожатие плечами, открыла дверцу холодильника, заранее предвкушая все неудобства, которые будут с ним связаны, — это был криворукий «Днепр» чуть ли не античного периода. Она хорошо знала такую породу — защелка дверцы не воспринимает обычного нежного закрытия и реагирует только на зверские хлопки, от которых с полочек будут лететь яйца и прочая снедь.
Внутри холодильника было темно, сухо и грустно. Все содержимое состояло из нескольких сморщенных долек чеснока, съежившегося и потемневшего лимона и начатой упаковки томатной пасты. Приготовить из этого обед было решительно невозможно. Интересно, кто разморозил холодильник? Тетя Аня? Наверное, пока Вера Леонидовна лежала в больнице. Впрочем, это было неважно.
Захлопнув холодильник, Кира обшарила кухонные шкафы, но не нашла ничего, кроме груды старой посуды, пакета сахара, горстки муки и упаковки черного перца. Она сообщила о результатах поиска сидящему на табуретке Стасу, который сразу же погрустнел.
— А есть-то уже хочется — и по серьезному. Диетические блюда тети Ани особо не насыщают, — произнес он, открывая форточку и закуривая. — Ладно, чуть погодя сгоняем в гастрономчик, благо он рядом. И, кажется, неподалеку я видел рынок. Скажи мне, милое создание, — его мягкий голос стал откровенно заискивающим, — а умеешь ли ты готовить, поскольку я…
— Готовить я умею и люблю, так что можешь расслабиться, любезный братец! — деловито отрезала Кира, и лицо Стаса сразу же просветлело.
— Расслабляюсь, — сообщил он и, небрежно откинувшись, стукнулся затылком о кафель, и на него тотчас же со страшным звоном обрушилась подвеска с поварешками, шумовками и прочей мелкой кухонной утварью. Чертыхнувшись, Стас принялся собирать их с себя и с пола.
— Господи ты боже, в этом доме можно стать инвалидом — все время что-нибудь да падает! Хорошо, что бабуля не имела привычки вешать на стену сковородки!
Ворча в том же духе, он пристроил подвеску на место, после чего открыл кран и затушил окурок. Кира тем временем пощелкала выключателем, проверяя, горит ли на кухне свет, потом задумчиво заглянула в щель между холодильником и шкафом.
— Интересно, есть ли здесь крысы? На первых этажах таких домов всегда что-нибудь да водится.
— Крысы вряд ли, а вот мыши есть точно.
— Откуда такая уверенность?
— Оттуда, что на одну из них я как раз сейчас смотрю.
Кира резко обернулась и успела увидеть блеснувшие крохотные бусинки глаз и маленький серый комок, который метнулся к щели между раковиной и стеной и пропал. Она наклонилась и заглянула под стол, потом наскоро обмахнула взглядом кухню. Мышей Кира не боялась, но хорошо осознавала все неприятности, которые могут доставить эти маленькие грызуны.
— Значит, придется заводить кошку, — решительно сказала она, выпрямляясь. Стас недовольно поморщился.
— Не люблю кошек, вообще-то. Когда они на улице, то пожалуйста, а вот в доме…
— Ну, тогда будешь ловить мышей сам! От них нужно избавляться как можно быстрее — изгрызенные продукты, зараза…
— Ну, раз так сурово, то заводи, — удрученно произнес брат. — Только нормальную дворовую кошку, а не какого-нибудь там элитного перса, который будет целыми сутками валяться на диване и предаваться самосозерцанию, а ты будешь бегать вокруг него с мисочкой вареной курятины и уговаривать откушать.