Вытерев щеку, Кира оглядела комнату. Ее взгляд остановился на брошенной возле стены одежды Стаса, которая уже никогда не понадобится своему хозяину. Встав, она собрала свою разбросанную одежду и кое-как оделась, с трудом попадая ногами в брючины и болезненно щурясь от непривычно яркого света. Подошла к окну, осторожно ступая среди осколков, и резким рывком задернула шторы, потом взглянула на стену, на которой так и остались пятна ее крови. Чуть правее кресла у плинтуса что-то лежало. Подойдя, Кира наклонилась и подняла цветок — бледный призрачный цветок из другого мира, вернувшийся вместе с ней — словно прощальный дар того, кто никогда больше не придет. Лепестки цветка были снежно-холодными, и она спрятала его в ладонях, отчего-то испугавшись, что цветок сейчас растает.
Кира обернулась в сторону коридора. Странно, что до сих пор никто не стучит в дверь, не кричит в окна. Ведь уже утро. Прошла целая ночь — самая огромная и темная ночь в ее жизни. Кира вдруг засмеялась, и смех был тихим, сухим и болезненным.
Она пошла в свою комнату, достала из шкафа сумку и быстро побросала в нее часть вещей. Вернувшись в гостиную, собрала валяющиеся на полу драгоценности в пакет, бросила туда же диадему и свалила все это в сумку, после чего вытащила из шкафа оставшиеся свечи, вставила их в канделябры и зажгла. Подхватила один из канделябров, оглянулась на пластилиновые фигурки на столе и пошла по квартире, совершая последний обход, и всюду за ней оставался огонь. Хилый вначале, он постепенно набирал силу, разрастался, вспыхнула ярким пламенем хрупкая бамбуковая занавесь, огонь полз по паласу среди смятых, вываленных из кладовки старых газет, лизал растрескавшуюся полировку, которая тут же шла пузырями, жадно пожирал тонкие шторы и лохмотья обоев, и плавились, растекались пластилиновые фигурки, шевелясь от жара. Большое вращающееся кресло в гостиной вдруг оделось пламенем, превратившись в пылающий трон, но Кира этого уже не видела. Перекинув ремень сумки через плечо, она открыла дверь, обернулась, глядя на валящие из открытой кладовки густые клубы дыма, после чего со всей силы хлопнула дверью о косяк и вышла в жаркое августовское утро.
Перед подъездом никого не было. На скамейках сидели несколько давно знакомых старушек и в их числе Нина, увлеченно переругивающаяся с Сан Санычем, который сидел за столом и попивал пиво, со снисходительным презрением поглядывая на увлеченных игрой нардистов. У Киры сдавило горло, и она отвернулась, хмуро глядя на идущих по дорожке к подъезду Софью Семеновну с величаво выступающим Лордом и Антонину Павловну, рядом с которой мелко семенила толстуха Буся.
— Доброе утро, Кирочка! — крикнула тетя Тоня еще издалека. — А ты что ж это — никак уезжаешь?
Подбежавшая Буся облаяла Киру и с чувством выполненного долга умчалась во двор гонять пухлых голубей. Лорд равнодушно взглянул на нее и принялся обнюхивать розовые кусты. Кира недоуменно посмотрела на спокойные лица обеих женщин.
— Почему вы меня ни о чем не спрашиваете?
— А о чем мы должны спрашивать? — искренне удивилась Софья Семеновна, поправляя подсиненную прядь.
— О том, чем все закончилось? О том, что именно Стас, а не…
— Кто такой Стас? — поинтересовалась Антонина Павловна, вытирая пот со лба.
— Как кто такой?! Мой брат. Вы разве…
— У тебя есть брат? — спросила Софья Семеновна с интересом, и Кира вздрогнула.
— Вы что? Стас! Мы же жили тут вместе — вы что?
— Кира, я тебя не понимаю, — Софья Семеновна пожала плечами. — Ты, как в марте приехала, так и живешь тут совершенно одна.
— А квартира? Вы помните, где вы были?! Как вас забрали?! Как вы сбежали?!
— Кирочка, — в голосе старушки появилась отчетливая тревога. — Ты нездорова?
— Боже мой… — Кира задохнулась. — А Вадим?! Вадим Князев! Неужели вы…
— Кто это?
— Вы же сами!.. Он всегда сидел тут, во дворе! Играл в шахматы! Он жил вон там! — Кира обернулась и указала на окна первого этажа соседнего дома.
По лицу Софьи Семеновны на мгновение пробежала судорога, будто что-то мелькнуло в ее сознании, но в следующую секунду она покачала головой и осторожно произнесла:
— Кира, никакого Вадима я не знаю. А квартира та уже пару лет, как пустует. Старичок, который там жил, умер, а его родственники все никак не решатся ее продать.
— Вот что такое твое забвение… — прошептала Кира, чувствуя, как сердце у нее разрывается от боли и злости. — Он же вас… а вы его даже не помните!..
— Кира! — вдруг громко взвизгнула Антонина Павловна, тыча пальцем куда-то ей за спину. — Пожар! В твоей квартире пожар!
Кира оглянулась на окна, из которых вытягивался еще пока слабенький темный дым, среди которого уже мелькали острые язычки пламени, и криво усмехнулась.
— Это не пожар.
— Как же не пожар — горит же, смотри! Это…
— Это похороны, — негромко ответила Кира и пошла прочь. Женщины всполошено что-то закричали ей вслед, но она их уже не слушала, и шла все быстрее и быстрее, и только на повороте обернулась в последний раз. Перед ее окнами уже столпились люди, суетились, что-то кричали — люди, для которых все, что произошло, теперь ничего не значило — для них все растаяло бесследно, как снег, и она ненавидела их за это и ненавидела ту, которая сочла подобное самым лучшим способом поставить все на свои места.
Кто-то потянул ее за руку, Кира вздрогнула и посмотрела на стоящую рядом с ней Настю, общипывающую налитую янтарную гроздь винограда.
— Тетя Кира, а ты уезжаешь?
— Да, — глухо ответила Кира.
— Ты вернешься?
— Нет.
— А куда ты едешь?
— Пока не знаю, — Кира присела перед ней на корточки, поставив сумку на асфальт. — Но дорог много… очень много… Скажи, Настя, а ты тоже не помнишь?.. Он жил вон в том доме, ходил с тростью…и всегда в темных очках… и играл в шахматы…
Настя озадаченно нахмурилась.
— Что-то не… хотя… кажется… жил такой человек…
— Да, Настя, — Кира облегченно улыбнулась и погладила ее по плечу. — Такой человек жил.
Она подхватила сумку и пошла к остановке, уже больше не оглянувшись ни разу. Вокруг было утро, вокруг был целый мир, доверху наполненный ветром и солнцем, и в этом мире среди шума и суеты беззвучно скользили тени — сонмы теней настоящего, сплетенного с тем, что происходило давным-давно, а может быть, еще только будет происходить, и Кира, криво и болезненно улыбаясь и придерживая на плече дорожную сумку, тускло смотрела сквозь них.