— Историческое, — отозвался Стас, дымя сигаретой, удивительно не подходившей к его облику. Дядя Ваня удрученно кивнул.
— Сейчас это значит никакое. Ладно, что-нибудь да придумаем… Права у тебя есть?
— Да.
— Ну, уже легче. Ничего, пристроим и тебя…
— Иван, двенадцатый! — перебила его тетя Аня, уже повелительно махавшая подъезжающему «топику», вдоль борта которого тянулась оптимистичная надпись «Не торопись — наверху работают круглосуточно!» Стас прочитал надпись, одобрительно хохотнул и, подхватив свою сумку, устремился вместе со всеми к откатившейся двери.
Устроившись на сидении рядом с братом, Кира скользнула взглядом по стандартному указанию над дверью «Место для удара головой», потом внимательно изучила остальные, находящиеся на панели над креслом водителя.
«Водитель где-нибудь здесь не останавливает».
«Как заплатишь, так и поедешь».
В довершение к ним тут же находилась картинка, изображавшая круглые темные очки, заключенные в красный треугольник — стандартный дорожный знак, указывающий на наличие слепого. В данном случае, судя по местоположению знака, слепой находился за рулем. И когда микроавтобус рванул вперед, Кира знаку практически поверила, ибо «топик», гудя и ругаясь водительским голосом, полетел на огромной скорости, вихляясь и подпрыгивая, и пассажиров швыряло из стороны в сторону, словно машина, лишившись тормозов, скатывалась по горной круче. Но пассажиры, явно привыкшие к местному способу вождения, не возражали и лишь крепко держались за все, что можно.
— Сегодня переночуете у нас, — категоричным тоном заявила тетя Аня, чьи серьги всполошено мотались туда-сюда, большая грудь подпрыгивала под синей тканью платья и ожерелье на ней похрустывало. — А с утра я вас отвезу к Ве… домой.
— А она не меняла квартиру? — поинтересовалась Кира, прилагая все усилия, чтобы от бешеной тряски не прикусить себе язык, и тетя отрицательно покачала головой. — Тогда тебе не стоит беспокоиться — я помню, где это.
— Как знаешь, — отозвалась та немного обиженно. В ее голосе Кире послышалось странное разочарование, но в следующую секунду она уже забыла об этом, так как тетя Аня, с негодованием отмахнувшись от густого клуба сигаретного дыма, надвигавшегося на нее, громко закричала:
— Водитель! Прекратите курить! Здесь же люди!
— Ну и что?! Я же не в салоне курю, а на своем месте! — отозвался тот. Тут же раздался новый крик — на этот раз, одной из пассажирок:
— Я же сказала остановку!
— Я не слышал! Громче говорить надо! — водитель резко ударил по тормозам, отчего все повалились вперед. Пассажирка негодующе сунула ему рубль1 и выскочила из «топика», хлопнув дверцей, и водитель тотчас истошно завопил, перегнувшись через пассажирские сидения и почти высунув голову в окно:
— У себя дома холодильником так хлопай!
Стас фыркнул, выждал, пока «топик» тронется с места, после чего спросил:
— Тетя Аня, а что хата — сильно разваленная?
— Ну… так… — она неопределенно покрутила в воздухе пальцами, и янтарь на них перемигнулся с заходящим солнцем. И Кире, и Стасу и жест и слова крайне не понравились. Прожить полгода в чужой квартире — это еще ничего. Но прожить полгода в квартире, о состоянии которой осторожно говорят «ну так» — было гораздо хуже.
— Электричество там хоть есть?
— Станислав, ну конечно есть! — тетя Аня снова начала раздражаться. — И газ, и телефон… Бабушка ж, все-таки, не в пещере жила! Да, конечно, там надо будет многое подправить… потом… и полы неважные. Но это же целая квартира — хорошая квартира. Своя! Район чудный! Больших дорог нет! Тихо! Море в двух шагах! Сказка! В наше время заиметь собственное жилье — даже однокомнатное — крайне сложно, не забывай. Ты должен быть счастлив!
— Я счастлив, — подтвердил Стас скрипучим голосом и пихнул Киру локтем в бок. — А ты чего поскучнела? А ну-ка живо осчастливься лицом в соответствии с обстоятельствами!
Кира фыркнула, вернув ему тычок, и тетя Аня осуждающе покачала головой.
— Когда я видела тебя в последний раз, тебе было пять, но, похоже, ты с тех пор так и не повзрослел!
— Годы обошлись со мной благосклонно, — отозвался Стас, внимательно разглядывая подпрыгивающий за окном пейзаж.
— Аня, оставь парня в покое! — сказал сзади дядя Ваня. — Ему сейчас не до твоих нравоучений! Сам все оценит и поймет. Думай лучше — не надо ли чего на рынке докупить — дети-то с дороги, голодные.
Вскоре «топик» вновь остановился, высадив часть пассажиров. На смену им зашли двое черноволосых смуглых мужчин, приглушенно переговариваясь между собой на щебечущем итальянском. Водитель не спешил трогаться, дожидаясь женщину, которая бежала к «топику». Итальянцы, тем временем, разместились в креслах, продолжая переговариваться и заглядывая в какие-то свои записи. Один из них с любопытством оглядел салон и вдруг окаменел лицом, устремив неподвижный взгляд на треугольник с черными очками. Потом подтолкнул локтем соседа, кивнув в нужную сторону, тот поднял глаза и тоже окаменел. После чего жалобно огляделся, поймал рассеянный взгляд Стаса и спросил, старательно указывая пальцем на нарисованные очки.
— Сеньоре… пер фаворе… ке кози квесто?..
— Нон парло л #180; итальяно!1 — отмахнулся Стас, но все же проследил, куда указывает недоуменно-испуганный итальянский перст, добродушно усмехнулся и сказал, помахивая перед лицом ладонью. — А-а, это шутка. Джок! — он изобразил слепого, нашаривающего перед собой дорогу трясущейся тросточкой, покрутил воображаемый руль и повторил, улыбаясь как можно более убедительно: — Джок!
— Шу-утка, — повторил собеседник, слегка успокоившись, после чего быстро разъяснил соотечественнику, в чем тут фокус, и на лице того появилась натянутая улыбка. Но тут женщина добежала-таки до «топика», юркнула внутрь и хлопнула дверцей. Машина дернулась и рванула по трассе со скоростью и изяществом разъяренного архара, несущегося по каменистому склону. Улыбки мгновенно осыпались с иностранных лиц, и наружу выглянула паника. Не знакомые с местным водительским искусством, они мгновенно поверили в правдивость знака и в один голос закричали:
— !
Бросив водителю деньги, они вылетели из «топика», как ошпаренные, забыв закрыть дверцу, и водитель, снова высунувшись в окно, громко напутствовал их:
— В троллейбусе родились?! У себя дома холодильник небось закрываете!
Стас захохотал, откинувшись на спинку кресла, потом взглянул на Киру с нескрываемым восторгом.
— Нет, я все меньше жалею, что мне предстоит прожить здесь полгода! Ей богу, здесь очень нескучно!
— Детский сад! — раздраженно сказала тетя Аня за его креслом и крикнула: — На следующей остановите!
— Чего орете — не глухой я! — отозвался водитель, от души выжимая педаль газа.
Узкая извилистая асфальтовая лента убегала за старые пятиэтажки, и где-то там обрывалась. Дальше машинам не было хода, дальше лежал песок и сверкающая под солнцем галька, дальше были мерный шорох и плеск, дальше размеренно ворочалось на своем ложе не видимое отсюда море, в такую погоду ленивое и обманчиво кроткое, и ветерок, пробегающий по бутылочного цвета легким волночкам, приносил во дворы соленый, чуть горьковатый запах водорослей. Она не была там много лет, но знала, что все это по-прежнему так, и ничего не изменилось, и море все так же облизывает старый, обросшей травяной бородой и мидиями пирс, качает на ладонях студенистые тела медуз, и среди подводных камней суетятся юркие зеленушки, а летом, чуть дальше от пляжа, на разогретые солнцем прибрежные скалы выбираются мелкие крабы-травяшки, приветственно растопырив клешни и вращая своими изумительными глазами, и чайки, суетливо взмахивая крыльями, разрезают морской воздух то унылыми, то сварливыми криками. Но сейчас там, наверное, намного грязнее, чем раньше, и везде стоят ларьки, а ранней ночью, с наступлением тепла, голосят и мигают огнями диско-бары.
— Помнишь, как дед нас учил плавать? — спросил Стас, глядя туда же, куда и Кира, и поддергивая на плече ремень сумки. — Кажется, ведь на этом пляже?
Кира кивнула. Она отлично помнила, хотя от самого деда осталась в памяти лишь жесткие седоватые усы и огромная блестящая лысина. А еще скандалы. Дед с бабкой ругались постоянно, впрочем, наверное, не существовало на свете человека, который бы мог хоть десять минут провести в обществе бабы Веры и не поругаться с ней. За несколько месяцев до развода родителей Киры и Стаса, дед в один из будних дней тихо собрал свои вещи и просто исчез, и до сих пор никто не знал, где он и что с ним. Возможно, он давно умер, иначе дал бы знать о себе хотя бы внукам — единственным, к кому он был по-настоящему привязан. А может, доживает свой век где-нибудь далеко, с симпатичной и кроткой старушкой, начисто вычеркнув из памяти прежнюю родню.