И внезапно в ночной тишине прачечной раздался пронзительный писк — летучая мышь камнем упала в дырку в изоляции машины, сложив крылья на слепых глазах. И тогда послышался звук, напоминающий хихиканье. Неожиданно давилка заработала со страшным скрежетом; ленты уходили в темноту, детали сталкивались и расходились, тяжелые цилиндры набирали обороты.
Все было готово.
Когда Хантон заехал на стоянку у прачечной, было за полночь, и над цепью облаков светилась луна. Он выключил фары и посмотрел на сидевшего сзади Джексона.
Когда он заглушил мотор, стал слышен ровный свист — стук-гуд.
— Это давилка, — прошептал он.
— Да. Сама работает. Среди ночи.
Они посидели молча, чувствуя, как их ноги сковывает страх. Потом Хантон сказал:
— Ну что, надо идти.
Они вышли и направились к зданию, в котором все громче гудела давилка. Когда Хантон вставлял ключ в замок служебного входа, он подумал, что машина напоминает живое существо — в гудении будто слышались тяжелые вздохи и бормочущий ехидный шепот.
— Вот когда я рад, что со мной полиция, — сказал Джексон. Он перекладывал из руки в руку коричневую сумку. В ней были банка со святой водой, завернутая в вощеную бумагу, и том Библии.
Они поднялись в рабочее помещение, и Хантон повернул выключатель у входа. Флуоресцентные лампы зажили своей холодной жизнью. В тот же миг давилка замолчала.
Облако пара поднялось над цилиндрами. Она поджидала их в пугающем безмолвии.
— Боже, какая мерзость, — прошептал Джексон.
— Пошли, — сказал Хантон, — не том мы совсем раскиснем.
Они подошли ближе. Планка безопасности была опущена к лентам, ведущим внутрь.
Хантон положил на нее руку.
— Пора, Марк. Давай банку и говори, что делать.
— Но…
— Не спорь.
Джексон дал ему сумку, которую Хантон поставил на панель управления. Он достал Библию и вручил ее Джексону.
— Я начну читать, — сказал Джексон, — Когда дам знак, брызни пальцами святой воды на машину и произнеси: "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, изыди, нечистый!" Понял?
— Да.
— Когда я дам знак второй раз, полей водой и еще раз скажи молитву.
— А как мы узнаем, если подействует?
— Увидишь. Эта тварь выбивает все окна в здании, которое покидает. Если не сработает в первый раз, будем повторять еще.
— Что-то мне страшно, — сказал Хантон.
— Это естественно. Мне тоже.
— Если мы ошиблись насчет славной руки…
— Мы не могли ошибиться, — сказал Джексон, — Начнем.
Он начал читать. Голос его эхом отдавался в пустоте прачечной.
"Не молись идолам, и не твори себе богов. Я есть твой Господь и Бог…" — слова, как камни, падали в темноту машины, откуда внезапно пахнуло зябким, могильным холодом. Давилка стояла спокойно и молчаливо в синеватом свете, и Хантону казалось, что она издевается.
— "И земля изблюет тебя из недр своих, как изблевала племена, бывшие до тебя", — читал Джексон, лицо его напряглось, и он подал знак.
Хантон брызнул святой водой на ленты.
Раздался внезапный жуткий скрежет терзаемого металла. Дымок пошел от брезента там, где на него попали капли. Давилка вдруг снова заработала.
— Действует! — прокричал Джексон сквозь нарастающий гул, — Зацепило!
Он начал читать снова, повышая голос из-за шума машины. Когда он снова дал знак, Хантон вылил воду. Тут его охватил внезапный, пробирающий до костей, ужас, ощущение, что он зря сделал это, что машина сильнее и просто играет с ними.
Голос Джексона становился все громче, достигнув предела.
В арке между моторами запрыгали голубые искры, воздух заполнил запах озона, похожий на запах теплой крови. Главный мотор дымился, давилка работала с ненормальной, бешеной скоростью; палец, прижатый к одной из лент, мог затянуть все тело в машину и за несколько секунд превратить его в кровавую кашу. Бетон у основания трясся и гудел.
Главный механизм озарился пурпурным светом, наполнив воздух дыханием грозы; давилка работала быстрее и быстрее; ленты, цилиндры и передачи двигались с такой скоростью, что казалось, они плавятся, перемещаются, преобразуются во что-то иное и невероятное.
Хантон, который стоял, как зачарованный, внезапно отшатнулся.
— Беги! — крикнул он сквозь невыносимый грохот.
— Мы уже почти одолели его! — прокричал в ответ Джексон, — Почему…
Тут раздался ужасный треск, и в бетонном полу между ними разверзлась трещина. Из нее вылетали куски старого цемента.