"Что же ты собираешься делать?" — спросил его мой отец. Они сидели за столом на кухне у нас дома. Моя мать ушла с шитьем наверх. Она говорила, что ей не нравится дядя Отто. Она говорила, что от него воняет, как от человека, принимающего ванну раз в месяц. "И это богатый человек", — всегда добавляла она с презрением. Мне кажется, его запах ей действительно не нравился, но дело было не только в этом. Дело было в том, что она боялась его. В 1965 году дядя Отто стал выглядеть "чертовски загадочно", да и действовать стал таким же образом. Он расхаживал по городу в зеленых рабочих брюках на подтяжках, в байковой нижней рубахе и больших желтых ботинках. Глаза его устремлялись в непонятном направлении, когда он говорил.
"Что?"
"Что ты собираешься делать с этим домом теперь?"
"Я буду жить в этой сучьей дыре", — отрезал дядя Отто и привел свое намерение в исполнение.
История последних лет его жизни не займет много времени. Он страдал от того мрачного вида душевной болезни, о котором так часто пишут в бульварных газетах. Миллионер умирает от недоедания в многоквартирном доме. Нищенка была богата, — подтвердили банковские записи. Позабытый всеми банковский магнат умирает в одиночестве.
Он переехал в маленький красный домик — позднее цвет выцвел до бледно-розового — уже на следующей неделе. Никакие доводы моего отца не могли выкурить его оттуда. Через год он продал дело, ради сохранения которого он, как я полагаю, убил человека. Его странности возросли в числе, но деловая хватка не оставила его, и он продал дело с большой выгодой.
Таков был мой дядя Отто, состояние которого составляло около семи миллионов долларов и который жил в крошечном домике на шоссе Блек Хенри. Его городской дом был заперт, окна закрыты ставнями. В то время он уже начал путь от "чертовски загадочного" к "сумасшедшему, как какая-нибудь дерьмовая крыса". Следующий шаг на этом пути выражался короткой, менее выразительной, но более зловещей фразой "может быть опасен". Следующим шагом, как правило, является погребение.
В своем роде дядя Отто стал таким же неподвижным объектом, как и грузовик через дорогу, но я сомневаюсь, чтобы кто-то из туристов стал останавливаться, чтобы сделать его фотографию. Он отрастил бороду, которая была скорее желтой, чем белой, словно пропиталась никотином от его сигарет. Он стал очень толстым. У него появился второй подбородок, и в складках его всегда была грязь. Люди часто видели, как он стоит на пороге его странного маленького домика, просто неподвижно стоит, смотрит на шоссе и на то, что находится по другую сторону от него.
На грузовик, его грузовик.
Когда дядя Отто перестал появляться в городе, именно мой отец не позволил ему умереть в одиночестве от голода. Он приносил ему провизию каждую неделю, покупая ее на свои собственные деньги. Дядя Отто ни разу не вернул ему ни цента, возможно, ему это просто не приходило в голову. Папа умер за два года до смерти дяди Отто. Деньги дяди Отто отошли факультету лесного хозяйства Мэйнского университета. Я думаю, они были довольны. Во всяком случае, если учесть величину суммы, этого следовало ожидать.
Когда я получил права в 1972 году, я часто стал завозить недельную провизию. Поначалу дядя Отто смотрел на меня с некоторым подозрением, но понемногу начал оттаивать. Через три года он впервые сказал мне о том, что грузовик медленно подползает к дому.
Я тогда уже был студентом Мэйнского университета, но приехал домой на летние каникулы и вновь взялся за еженедельную доставку продуктов. Дядя Отто сидел за столом, курил, смотрел, как я выкладывал консервы и слушал мою болтовню. Мне показалось, что он забыл, кто я такой. Иногда это было заметно, но… возможно, он притворялся. А однажды он заставил меня поледенеть, спросив "Это ты, Джордж?", когда я подходил к дому.
В тот день в июле 1975 года он прервал мои попытки завязать обычный разговор внезапным и резким вопросом: "Что ты думаешь вон о том грузовике, Квентин?"
Внезапность вопроса вырвала у меня искренний ответ: "Я промочил штаны в кабине грузовика, когда мне было пять лет", — ответил я. "Думаю, если б я забрался в него сейчас, я сделал бы то же самое".
Дядя Отто хохотал долго и оглушительно. Я обернулся и посмотрел на него с удивлением. Я не мог вспомнить, слышал ли я когда-нибудь раньше, как он смеется. Смех закончился припадком кашля, от которого его щеки покраснели. Затем он посмотрел на меня блестящими глазами.
"Подойди поближе, Квентин", — сказал он.
"Что, дядя Отто?" — спросил я. Я подумал, что он опять собирается совершить один из своих странных прыжков от одной темы к другой и сказать, что Рождество приближается, иди что скоро будет конец тысячелетия, или что в ближайшем будущем состоится второе пришествие.