Это был город, существование которого определялось распорядком госпиталя. Госпиталем весь этот город и являлся. Лучшие врачи со всех концов мира, которых могли привлечь огромные гонорары за операции и, главное, возможность нелегальной опытной практики, тщательно подбирались представителями «Креации». Любой, обладающий необходимыми средствами, мог получить высококачественное медицинское обслуживание от высококлассных специалистов, причем именно то, какое требовалось. Многие обремененные крупными суммами, но потерявшие на добывании этих сумм свое здоровье, люди оплачивали содержание одновременно двух-трех непрооперированных клонов в клинике «Креации». Такой ресурс давал возможность быстрой замены внутренних органов и частей тела и продлевал жизнь вплоть до того момента, когда головной мозг просто переставал функционировать. Внутри же этой чудовищной больницы существовала своя закрытая зона, в которой работали и жили те, кто в открытом врачебном сообществе заслуженно получили или могли получить прозвище «вивисектор» или, например, «мясник».
— Не крутитесь. По нашим правилам самостоятельное перемещение пациентов в помещениях при операционных залах запрещено. Подождите еще хотя бы минут пять — скоро вы получите наркоз, и все пройдет.
Обтягивающая все мое тело эластичная простыня не давала пошевелить ни рукой, ни ногой, так что когда у меня отчаянно зачесался нос, я только и смог, что беспомощно заерзать и вывернуть голову в сторону до отказа, пытаясь потереться о ложе каталки. Но надетая на лицо маска помешала и это сделать.
— Сестра, у меня нос чешется, просто сил моих больше нет. Почешите, прошу вас.
Сидящая на небольшом выступе с торца самоходной каталки и управляющая нашим движением медсестра недовольно поморщилась и остановила каталку в нише коридора.
— Где чешется, слева или справа?
— Везде, и справа, и слева, весь нос.
Девушка легким движением соскочила со своего места, подошла к тележке туда, где располагалась голова пациента и нагнулась для того, чтобы аккуратно потереть переносицу, не снимая маску. Я удовлетворенно пошевелил головой, показывая, что меня отпустило. Движение возобновилось. Мимо меня проезжали подобные, украшенные масками и полностью завернутые в простыни типы. У входа в операционный зал каталка притормозила, медсестра показала свою карту и допуск на пациента охраннику, после чего вновь пришпорила катафалк.
Вопреки моим ожиданиям, операционная оказалась не белоснежной комнатой с бестеневыми лампами и блестящими инструментами, но мрачным тесным помещением, посреди которого была установлена большая, метров четырех в длину и два в диаметре, цилиндрическая капсула, примерно на половину заполненная чрезвычайно плотной жидкостью черного цвета. Все это я увидел, когда каталка подъехала к цилиндру и остановилась вдоль его корпуса. Любезная служащая клиники отстегнула верх эластичной простыни и завернула освободившийся конец так, что вся верхняя половина моего туловища освободилась. Потом медсестра открыла капсулу, сдвинув сегмент оболочки, и извлекла из недр цилиндра толстый черный шланг с неприятно выглядящим наконечником — казалось, что этот наконечник на самом деле ротовое отверстие какого-то крупного голодного насекомого. Другой конец шланга исчезал где-то внутри капсулы. Я почувствовал себя еще более неуютно, хотя до этого считал, что дальше уже некуда. Не мешкая ни секунды, девушка нажала свободной рукой на определенный сенсор на цилиндре, и в этот же миг шланг как будто ожил, а его зловещий наконечник чуть зашевелился, как будто проворачиваясь, но тут же затих. Резким движением сестра прижала шланг к моей левой ключице, и чертов наконечник, словно подтверждая мои подозрения, прорезал кожу и впился в меня.
— Не волнуйтесь, это всего лишь подключичный катетер, сейчас компьютер закончит текущую диагностику, впрыснет вам наркоз, и вы уснете. Вот и хорошо.
Это было последнее, что я от нее услышал, так как с этими словами неожиданно коварная медсестра, уже полностью стянув упеленывавшую меня простыню, нажала еще что-то, и каталка аккуратно стряхнула меня со своего ложа прямо в заполненный жидкостью цилиндр. Я с головой ушел в плотную маслянистую жижу и попытался сразу же вынырнуть, но тут подали наркоз, и мне на мозг будто одели пыльный непрозрачный мешок — я мгновенно поплыл и не вернулся.
— Так, давайте по списку. Кожный покров стопроцентный есть?
— Есть, вырастили, бокс двенадцать ноль девять.
— Мышечная сфера, наполнитель с оригинальной кровью, соединительный клапан и управляющий нерв?
— Бокс двенадцать двадцать шесть.
— Лицевой пластик и костные вставки?
— Разнесены по плану в боксы двенадцать семьдесят три, двенадцать двадцать четыре, двенадцать пятьдесят пять соответственно. Все расходники использованы согласно плану операции.
Средних лет человек, одетый в темно-фиолетовый не первой свежести комбинезон, отключился от селектора и повернулся к сидящему на широком кресле в центре операционного пульта старику:
— Профессор, у нас все готово, материалы подобраны согласно плану операции.
— А что касается четвертого этапа?
— Я лично сформировал и вырастил фильтр азотосодержащих соединений. Сейчас он в боксе ноль семьдесят восемь.
— А и славно, любезный, приступим потихоньку.
Старикашка вдохновенно пробежался пальцами по клавиатуре пульта. Активированный ультразвуковой томограф принялся обрабатывать поверхность безжизненного тела, постепенно расширяя задействованную площадь. За то время, когда томограф прошелся по каждому квадратному миллиметру, хирурги успели выпить хорошего заварного кофе, обсудить статью в издании, которое оба признавали за научное. Получив от компьютера, руководившего движениями томографа, подтверждение о том, что обработка закончена, младший из хирургов пристегнул к предплечьям управляющие устройства, и включил ножи-манипуляторы. Бесконечно острые силовые лезвия под квалифицированным руководством человека разрезали кожу пациента в нескольких местах. Затем, сменив насадки с ножей на зажимы, хирург аккуратно стянул кожу со всей поверхности тела.
— А теперь срочно шкуру в криобокс, и пусть не ждут команды, а подключают жизнеобеспечение немедленно, а то заказчик нас самих обещал освежевать, если что. Не забываем об этом, прошу вас.
— Профессор, все уже сделано, мои люди отлично натренированы.
— Так ведь и заказ не из обычных, нужно проявить все, на что мы способны. Продолжаем.
Через несколько часов скелет и мышечные ткани были подогнаны к заданным параметрам, где-то путем наращивания кости и мягких тканей имплантантами, а где-то наоборот, обрезания и последующего сращивания. Череп работали отдельно, вдвоем. Все действия подробно фиксировались, чтобы в последствии восстановление прошло абсолютно точно. Ведущий хирург устало откинулся на сидении и произнес, обращаясь к своему ассистенту:
— Все, надо прерваться минут на десять, а потом вставим в него фильтр, кровяной имитатор и зашьем обратно в кожаный мешок. Как, кстати, он себя чувствует?
— У пациента все параметры в норме, такой живучий, что и без кардиостимулятора мог бы обойтись.
— Ага, и вообще без наркоза!
Оба врача одновременно засмеялись.
Операция подходила к концу. Снятый с недавно освежеванного клона, выращенного по ускоренной и предельно упрощенной методике кожный покров, соответствующий другому телу инкогнито, профессор лично стал постепенно приращивать к темно-красному, испещренному прожилками и мышцами туловищу и голове. Периодически хирург останавливался и обрабатывал антигистаминным средством в виде поверхностной пленки ближайший сектор, подлежащий сращиванию. Вот последний разрез был заварен и отшлифован. Хирург с довольным видом отстегнул управляющие устройства, и бросил взгляд на монитор, который информировал об общем состоянии субъекта операции. Все находилось в допустимых пределах, реакции отторжения тканей пока не началось.