Соколов сложил аккуратно все бумаги обратно и снова задумался.
«Сколь ни думаю над этим делом, сколь ниточку не распутываю, а конца и края делу сему нет. Что за напасть такая? Такого дела не было еще у меня. Не могу даже для себя ответить на вопрос – виновна Дарья Салтыкова, али нет?
Цицианов свидетеля отыскал, что страшные показания против Дарьи Николаевны дать был готов. И его убили сразу же. Сие на мысль наводит, что есть за ней вина.
Но в иных документах, что передо мной лежат, иное показано. Здесь ясно, что ложный навет холопы на барыню подали, а не жалобу. И некто помогал им в этом деле.
Хотя вот еще одна странность. Все дела по приказу Хвощинского изъяли до Салтыковой касаемые, а сие дело на месте осталось. Как это понимать? Может специально так сделали? Может по ложному следу меня направить желают?»
Соколов снова стал просматривать бумаги и вдруг стукнул себя по лбу.
«Пафнутьев! Актуарис Сыскного приказа Иван Пафнутьев! И тот, кого нынче утром зарезали у трактира также носил фамилию Пафнутьев. Полицейский урядник Пафнутьев. Не родственники ли эти двое людей? Один обвинял Салтыкову в людоедстве, а второй велел холопьев этой Салтыковой заарестовать за побег. Если ли здесь связь? Вот что проверить стоит!»
7
Тайная экспедиция: допрос учиненный князем Цициановым.
Князь Дмитрий Цицианов внимательно осмотрел тело урядника Пафнутьева. Денег при нем не было, и удар ножом был профессиональным. Работали разбойники, что не одного христианина к праотцам отправили.
– Чего не понял, князь? – спросил его подошедший к нему чиновник Тайной экспедиции Гусев. – Уработали его разбойнички. Вот я и послал гонца к Соколову. Думал, что Степану Елисеевичу то будет интересно. Ведь вчера только ты с ним ездил куда-то. Не иначе по казенной надобности.
– А кто нашел его, Ларион Данилович?
– Да двое наших подьячих Ромка Гурьев да Васька Моткин.
– А где они сейчас? – спросил Цицианов.
– Дак в подвале пыточном, пыточные сказки пишут. Хотя там уже давно пыток настоящих нет, но для устрашения допросы там проводят. Сам небось знаешь, князь. Вот в Европах пытки так пытки. Сколь они орудий пыточных напридумали, князь. Мастера дела своего. У них палачи не то, что наши.
– Могу я поговорить с ними сейчас? – Цицианов перевал Гусева.
– Про орудия пыточные? Так я сам тебе расскажу.
– Какие орудия, Ларион Данилович? Я хочу говорить с подьячими Гурьевым и Моткиным! С теми кто тело Пафнутьева обнаружил!
– Да бога ради. А для чего тебе оно? Думаешь, нового чего скажут? Так люди они недалекие. Только писать наловчились, шельмы.
–А скажи мне, Ларион Данилович, могут ли быть у этих двух подьячих в карманах при себе деньги?
– Да могут, конечно. По пятаку, али поболее. Может, и по гривеннику найдешь. А ты чего, взаймы у них просить надумал? Не дадут, – хохотнул Гусев. – Жадные больно. Скупердяи. Да и жалование им платят, сам знаешь как.
– А если больше? Скажем по пяти рублей у них в карманах быть может? – снова спросил Цицианов.
– Да ты со шел с ума, князь? У меня при себе нет пяти рублев! Токмо три. У меня. Я и по службе их выше и имение имею исправное. А у подьячих такая сумма откуда?
– Вот и пошли проверим, Ларион Данилович, – хитро улыбнулся князь.
Подьячие оказались мужиками лет по тридцать. Один был худ словно жердь с прыщавым лицом, а второй коренастый с бельмом на левом глазу. При виде чиновника в чине надворного советника они сразу глаза опустили. Цицианов понял, что не ошибся. Их тут же обыскали и нашли у них у каждого по пяти рублей серебром.
– Вишь? – князь обернулся к Гусеву. – А ты говорил, что денег у них нет, Ларион Данилыч?
– Удивил ты меня, князь, – произнес Гусев. – И даже сумму назвал верно. Откуда ты мог знать, что у них именно по пяти рублей серебром?
– Это совсем просто, Ларион Данилыч, 10 рублей серебром я вчера оставил бывшему полицейскому уряднику Пафнутьеву, когда с ним в трактире сидел. За все выпитое и съеденное я отдельно уплатил целовальнику. Так что в кармане у Пафнутьева было 10 рублей. А сейчас они у этих подьячих, которые тело нашли.
Гусев побледнел и грозно посмотрел на Гурьева и Моткина.
– Что скажете, собачьи дети?
Худой Моткин пал на колени и вцепился в кафтан Гусева:
– Ларион Данилыч! Не губи, милостивец! Бес попутал!