Далее последовал допрос Марфы Савельевой, крепостной девки, что состояла при Салтыковой уже больше 5 лет.
Марфа была высокой и статной девицей. Ей уже было около 25 лет.
– Ты крепостная девка Марфа Савельева? Так?
– Так, барин, – подтвердила та.
– Ведомо мне, что ты, Марфа, знаешь, как умерла крепостная девка помещицы твоей Дарьи Николаевны Федосья Артамонова?
– Федосьюшка большой чан с кипятком на себя опрокинула. И от того померла, барин, – сразу ответила давка.
– Опрокинула сама? – спросил Соколов.
– По нечаянности, барин.
– Так. А била ли её перед этим помещица ваша госпожа Салтыкова?
– Наказывала лозиной за плохое мытье полов. То было.
– Значит, перед тем как опрокинуть на себя бадью с кипятком, Федосья была избита?
– Избита она была еще с ночи, барин. Муж ейный Ермолай тогда проучил жену как нужно вожжами.
– Муж? – не понял Соколов. – Но ты сказала, что её била барыня!
– Барыня всего-то три раза стеганула её лозой. А синяки на руках были у неё с ночи. Я сама видала.
Иванцов стал снова писать показания. Гусиное перо заскрипело по бумаге.
– А про смерть крестьянки Аксиньи Яковлевой, что сказать можешь?
– Её мужик ейный Ермолай сильно избил, и от того она младенчика скинула. Она в те поры уже на сносях была. И на следующий день она слабая была и полы плохо в горницах намыла. И барыня приказали ей пять плетей дать на конюшне. А после сего Аксинья сама удавилась.
– Вот как? – Соколов повернулся к Иванцову. Тот усердно все записывал. – Стало быть, это от побоев Ермолая Ильина Аксинья младенца скинула? Так?
– Истинно так, барин. А барыня про то не знали и велели её наказать. И потому плетями её отходили как мужика хорошего. Она и сомлела.
– А священника церкви села Троицкое знаешь ли, девка? – спросил Соколов.
– Отца Михаила? Знаю. Отчего не знать батюшку. И жену его знаю и детушек малых.
– Тогда скажи про кого, мог он говорить такое. Девка одна молодая из холопок была пытана жестоко и до смерти барыней замучена. И отпевать её и хоронить отец Михаил отказался. Направили тогда тело сие в Москву для осмотра чинами полицейскими. И на теле той девки были раны многочисленные от побоев прежестоких. И волосья на голове её были вырваны. Что на сие скажешь?
– Про то я не могу ничего сказать, барин. Такого не слыхала.
– Но отец Михаил говорит, что было сие.
– Я про такое не знаю, барин, – снова ответила девка.
Дальнейшие расспросы смысла не имели, и Марфа была Соколовым отпущена.
Соколов подошел к Иванцову и просмотрел его записи.
– Дело поворачивается в такую сторону, что нет вины Салтыковой в убийстве жен Ильина. Я, конечно, опрошу и других девок, что в горничных состояли. Но не думаю, что они иное скажут нам.
– Или ничего не было, или все они барыню выдавать не желают.
– Ильина Ермолая они все описывают как скандалиста и буяна к винному питию прилежного.
***
Дальнейшие расспросы крепостных по делу убийства жен Ермолая Ильина иных сведений не дали. Все подтверждали уже сказанное. Вины помещицы Салтыковой в том не было, и предъявить ей здесь было нечего. Жалоба, с которой все началось, и гроша ломанного не стоила.
Соколов решил провести расспросы по иным фактам.
Вызвал он эконома Салтыковой Савелия Маркова.
– Ты есть Савелий Марков, эконом помещицы Салтыковой? – спросил Соколов.
– Я Савелий Марков. Давно в экономах при барыне состою.
– Стало быть, все списки крепостных людишек через твои руки проходили? Так? И ты грамоте обучен?
– Так точно. Грамоте разумею, барин.
– Тогда и про крестьянку Аксинью Григорьеву и про мужа её Трофима Степанова ты знаешь? Он в лакеях при твоей барыне состоял.
– Знаю и Степана и женку евоную Аксюшу, – согласился эконом.
– А, знаешь ли, что донос в полиции имеется, что ту Аксинью барыня твоя убила? И донос составлен по наущению мужа её Трофима врачом Телегиным?
– Про то знаю.
– И что скажешь? Правда ли сие или навет злобный? Я те напомню, что было сие в год 1757-й от Рождества Христова.
–Та женка померла. То мне ведомо. Но вот отчего, то уж не упомню, барин. Да и сам посуди, сколь народу с тех пор померло? Рази упомнишь кто от чего помер? Одна женка при родах померла, иная в реке утопла, иная горячкой занемогла и от того померла, иную муж пришиб. Я же токмо записи в ревизиях пишу, что де оная крестьянка уже померла.
–А Лукьяна Михеева, истопника знаешь ли?
–Как не знать. Лукьяна знаю. Он долго при барыне состоял. Большой мастер по трубам печным. Лучшего и на Москве не сыскать.
–Так вот сей Михеев, да крепостные женки Аленка да Иринка видали как барыня твоя Аксинью Григорьеву избивала поленом. Они стало быть про то помнят, а ты нет?