Пороха в патронах ни черта не хватит, на что-то серьёзное, но вот объёмный взрыв… о да, широко улыбнулась моя физическая научность. Вариант весьма действенный, осуществимый, а с учётом пусть и не абсолютного, но вполне возможного обогащения кислородом локального пространства — так просто замечательный.
Но вопрос, из чего “спрей” делать. За выпивкой или мукой в деревеньку смотаться? На последнем я натурально заржал, представив физиономии пейзан, на моё: “мне выпить и пожрать, без этого воюется хреново, я пробовал!”
Ну ладно, отсмеялся я, как вариант — оставим, а морды я переживу, хрюкнул я. И уставился на расположенный неподалёку стог сушёной ботвы: более чем, если измельчить, вообще-то.
И полчаса удерживал воздухом и мельчил в пыль кубометр сена. А подрыв у нас будет, прикинул я, локализированной концентрацией чистого кислорода, там много не надо.
Попробовал малую жмень: пыхнуло знатно, хорошо что подальше пыхал. Ну, вороны огня боятся, так что если и не накрою всех, то отпугну и справлюсь по частям. Далее, вопрос прикрытия. Индрику с его “акулей шкурой” на воронов чихать, в любых количествах, разве что поймает парочку пастью, на закусь. Доспеху тоже, но вот вопрос, почему Стригор морду не прикрывал? Он дурак, или разработчики биодоспеха — придурки?
Да даже если придурки, припомнил я эволюции брони по желанию, всё равно парень дурак. И стал я думать о защите, которая, после полуминутного “подтупливания”, наползла на башку. Дыры дыхательные есть, глаза прозрачными окулярами прикрыты, так что хер жоруна воронам, а не стрижичьего тела, порадовался я.
И, напихав “боезапас” в нагрудный карман, довольный я начал приближаться к жоруну. Вороны моё приближение отметили, затеяли грай, часть “облака” сменило направление. А я решил пока “траву” не тратить. Трава — вещь серьёзная, пыхать ей по делу надо, веско определил я.
А значит, собрать побольше воронов, нарезая их лезвием потихоньку, ну и тогда пыхать. Раз уж безопасность обеспечил.
И начал я подлетающее вороньё кромсать. Индрик подёргался, но убедившись в моей неуязвимости, стал взирать на птах с акульим презрением, и вправду время от времени выхватывая пастью тварюшку-другую из копошащегося вокруг месива.
И, на определённый момент, стали меня вороны натурально пошатывать, хотя доспех, как понятно, не прогрызали. И свет, натурально, померк, потому что пакости крылатой выходило дохрена.
Выпустил я из живого кармана доспеха жмень травы побольше, и, морщась от попыток пакости её развеять, стал распределять, обогащать и вообще, занялся продуктивной деятельностью. Мозги плакали, стонали, но я сознательно ограничил “внетелесье” — пусть пашут и привыкают, блин! В общем, через пару минут этакий косяк полумесяцем из любовно измельчённой травы имел место быть. Я его и пыхнул.
Пыхнул, нужно отметить, душевно: хлопок был почти как у СМИ в мире Мороза: почти оглушил, шатнул меня и обиженно квакнувшего Индрика взрывной волной.
Но вороний грай был ощутимее и сильнее — в птахах появился ощутимый просвет, не “пыхнутые” заметались заполошно, ну а я, помотав башкой, принялся заряжать косяк номер два. С учётом натурных испытаний, конечно.
За час я, как опытный травопых, пыхнул ещё четыре косяка. От воронья остались жалкие ошмётки, штук тридцать тварей, не более, которых я успешно дорезал лезвием.
А вот насердечник начал побаливать: всё же перебор выходил для него по нагрузке, но для развития полезно, а гексамолекулярные лезвия, к счастью, орган колдунский почти не напрягали.
И да, парадокс того, что лютейший, всережущий режик — фигня неощутимая в плане эфира, а объемный взрыв, с топливом, с помпонами, золотыми пуговицами с драконами и прочими облегчающими процесс излишествами — с трудом осиливаемый труд, меня немало позабавил.
Но забава, как и вороны, всё-таки кончились, да и Индрик перестал подбирать с земли недопыхнутую копошащуюся пакость, “наелся”, оттранслировал он мне сытую мыслеэмоцию, полную довольства.
А передо мной был жорун. На вспышки он почти не реагировал, что сужало спектр его чувствительности, ну, в рамках моего понимания, до двух: электролокация и эфир. Причём, похоже, эфир, прикинул я целенаправленное движение к деревеньке. На обоняние не похоже, электролокация на подобные расстояния — фантастика не только антинаучная, но и антифантастическая.
Ну, в крайнем случае, будем гнать оксид углерода из стогов и травить пакость угарным газом, решил я. Но попробовать надо, подал я Индрика вперёд мысленным посылом.
Напряжённый зверь потихоньку стал к гиганту приближаться, ну а жорун замер, повернул ВЕСЬМА характерную башку и рванул её к нам.
Скакун отпрыгнул, а я, еще в прыжке, зарядил по нёсшемуся, кхм, отростку, лезвием.
И, через пару секунд воздух “вывернулся”, то есть заклинание рассеялось. Но, судя по длинной и обильно кровоточащей ране — ни хера твари эфира на нормальное сопротивление не хватает. Восьминог задёргался, оглушительно крякнул (ну вот не назовёшь иначе егойную голосёнку, кряк он и есть кряк), да и начал отростком своим, попеременно с хвостом, в мою сторону хищно размахивать, пытаясь приблизится.
Ну а я резать, довольно отмечая, что эффект в разы, а то и на порядок превосходит кладенец.
Через час на поле валялся обрубок хвоста, ну и дохлый жорун, почти кастри… в смысле с перерубленным ротовым отростком, да. И буквально море кровищи.
К животине я приблизился, отчётливо убедился в эфиризации, причём шкуры. И, кстати, понятно, почему купцы на шкуру точили свои зубы, в подобном раскладе.
Тем временем, от деревеньки, буквально бегом спешила немалая толпа пейзан.
— Слава тебе, блага тебе, заступник, оборонитель! — ну и прочие славословия орала эта толпа, деловито накидываясь на тушу жоруна.
— Сам Стрибог, отец твой, благословил тебя, господин наш Стрижич! — выдала несколько подотставшая от общей массы старостиха, подбежав.
— Угусь, — не стал спорить я. — Слушай мой наказ, Мёда: шкуру снять, в поместье доставить. Кости… да хрен с ними, сами смотрите, мне без надобности. Мясо — всё берите, сколько успеете до темноты. Соседям поможете, они коровами поделятся.
— Мудр ты и милостив, Стрижич, о людишках заботишься малых.
— О своих забочусь, — отрезал я.
— Господин Стригор, посети девиц деревенских, к рождению готовых, — вдруг вывалила старостиха. — Заждались семени стрижьего лона их.
— Недосуг, — через полминуты бросил я. — Дел невпроворот, да и коров бы вам надо… В общем, в следующий раз, — отрезал я.
Что примечательно, на рожах пейзан, хоть и не всех, но большинства, появилась некоторая обида. Не в смысле “вот казёл!” — а вот реально, хоть и неприятная ассоциация, но как у сгоряча и без причины ударенной собаки. Так, обдумать, возможно — исправить позже, но “карнавала осеменения” сейчас не будет.
— Вернусь с Ростока — заеду в Весёлку, порадую дев, и они меня, — выдал я результат размышлений. — И, Мёда, принеси мне пару бутылей сидора яблочного, точнее, пошли кого пошустрее.
И дело тут вот в чём. Я не заболел моралью религиозной и прочее, но память подсказывала, что “марафон потрахушек”, с учётом “в охотке” может затянуться на пару дней. Просто нерационально, в текущих реалиях. Вопрос стремления к беременности и соитию с господином… ну в принципе, объяснимо. От религиозного “семя Стрижича”, до чисто прагматичного: ребёнок с даром — гарантированный билет в поместье, к лучшей жизни.
В общем, похоже, марафоны осеменения мне в текущих реалиях проводить придётся, если не ломать быт и уклад пейзан через колено. Что глупо и жестоко, прямо скажем, так же, как и обижать их небрежением. Но надо будет как-то это хоть организованно сделать, ну я не знаю, подумаю в общем. Всё же десяток-полтора девиц… ну как-то чересчур, хотя в воспоминаниях Стригора “силушки молодецкой” хватало. В общем, посмотрим, а на пути из Ростока и вправду загляну, осеменю, раз уж обещал.