А вот второй запрос связан как с химией — сидр местный, на яблочках, содержал алкоголь, но вот сколько — было небезынтересно. В рамках надуманного мной воздушника-химика-отравителя — так и вообще необходимо.
А в поместье алкоголя не было вообще, подозреваю — трудами Недума, меня от “бутылки, Стриведа сгубившей” оберегающего.
— Так… нетути сидра, не гневайся, господин Стрижич, — забегала глазками баба.
— Врать не умеешь, — нахмурился я. — Господину врёшь… и что с тобой делать?
— Пощади, Стригор Стрижич, — повалилась старостиха на колени и запричитала.
— Я слово молвил, — ласково улыбнулся я. — Мне долго ждать? — после чего какой-то паренёк рысью рванул в деревню, обогатив меня видом спринта местных со стороны — как-то раньше не наблюдал, а Стригор и внимания не обращал, но именно бег — довольно дикое и одновременно красивое и органичное зрелище. — Недум подговорил?
— Не губи, господин, — закивала всё так же коленопреклоненная баба.
— Не погублю. На первый раз прощаю, — нахмурился я. — Но помни, кто господин! Повторится ещё раз такое… — я не договорил, но старостиха аж физиономией в агрокультуры тыкнулась.
Вот же блин, ну да ладно, оценил я местный культурный код и форсированно прошёл все стадии, вплоть до принятия.
Тем временем паренёк прискакал ко мне и с поклоном протягивал пару… калебас? стручков? — ну, что-то типа того, булькающего.
— Узнаю, что не то, что просил, — подал голос я, убирая калебасы в индриковы сумки, — пощады не ждите, — на последнем общественность поёжилась, но признаваться, что “случайно” подсунули мочу осла — не стала.
Так что будем считать, что в бутылях что нужно, заключил я, двигая Индрика к поместью.
А вообще, мне было чертовски интересно, КАК Стривед смог загубить себя в относительно молодом возрасте. Я организм изучал, там печень гвозди пережуёт, да сыто отдуваясь, ещё попросит. Это что ж такое лютое местные в пойло мешают, что предок в кровати помер, хоть ещё и магом был?
А ещё я пытался спланировать поездку в Росток — вещь реально необходимую, даже в реалиях моих открытий. И ни хрена у меня, признаться, не выходило. Надо-то надо, но…
В общем, отец как-то ездил, факт. Причём пара дней дорога, да ещё в Ростоке три дня. Недум, саботажник антиалкогольный, точно знает, как, вот и потираню его на информацию, резонно заключил я.
С этими мыслями я и добрался до поместья. Управитель почувствовался и вправду метров за сто от стен, и, кстати, стал выдавать местоположение живых, довольно странное ощущение, небезынтересное, да и, возможно, полезное в перспективе.
Ну а заехав и отпустив Индрика, я огласил двор поместья громовым криком:
— Недум, щучий сын! Встань предо мной немедля!
Старик из недр поместья извлёкся, ко мне подсеменил, увидел бутылки в руке и пал на колени:
— Не пей, Стригор Стрижич, ба-а-атюшка-а-а-а…
— Козлёночком станешь, — хмыкнул я. — Ты, Недум, видно, на старости лет попутал, кто в поместье Стрижич, а кто Недумка-наставник. Ну да за службу беспорочную, да к древности твоей снисходя — прощаю. Но за спиной моей хоть разок узнаю, что козни строишь, против воли идёшь — покараю без пощады!
— В воле твоей, господин. Ты ж только не пе…
— Заткнись, Недум. И не лезь не в свое дело. А то и вправду наказать меня принудишь, хоть и не хочу.
— Жизни не пожалею, только не пей…
— Пиздец, — непонятно для местных высказался я. — Гден!!!
Через полминуты прискакал слуга, преданно уставившись на меня.
— Так Гден, Недум головой совсем скорбен стал, — задумчиво протянул я. — Или на ухо туг, что мне без разницы. С дня сего, носишь стрекало с собой и ходишь за ним. К себе позову Недума — с ним идёшь. И ежели он супротивить начинает, или по старости приказывать мне вздумает — ты пасть его прикрой аккуратно ладонью, со всем вежеством. И стрекалом по жопе вполсилы тресни. Может так до старого дойдёт.
— Э-э-э… — подвис слуга.
— Не понял слов моих и ты? — ласково улыбнулся я.
— Понял, Стригор Стрижич, не гневайся.
— Так какого лешего ты тут землю подпираешь, а не за стрекалом бежишь?! — на последнем слугу как ветром сдуло. — Понял, старый? Сам меня своим упрямством дурным принудил. В ум войдёшь — может, и отменю наказ Гдену, а пока так. И встань, Недум.
— В воле вашей, Стригор Стрижич, а только… — начал было старик, но заткнулся, после моего доброго взгляда.
— Вот, можешь же, — покивал я. — Но Гден с недельку проследит, от греха, — на что подбежавший со стрекалом Гден вид принял лихой и придурковатый, на Недума с пристрастием уставленный. — Ладно, к делу, Недум. Вопрос: отец в Росток ездил. И мне туда надо.
— Ой, надо, господин, без кладенца-то худо, лишь Стрибожьей волей…
— Ну да, а я рядом с жоруном постоял, а всё воля Стрибожья, — фыркнул я. — Так вот, надо мне. Но твари хищные и гости из Пущи меня дожидаться не будут. Как отец это решал?
В ответ дед поведал мне, что выдаются из арсенала поместья все стрекала, всем мужикам деревень. Сами деревни переходят “на осадное положение”. А, главное, недавно жорун был, а значит распуганы твари пущи. И три дня есть “как у Стрибога за пазухой”, а седмица — почти так. Не будет тварей страшных, от мелочи пейзане отобьются. Потери в урожае будут, но не критичные, а “кладенец важнее”.
— Сам знаю, что важнее, — хмыкнул я, сам припоминая, что перед приездом комиссионеров Стригор размышлял, что давненько тварей не было, а значит вот-вот. — Далее, Недум, рассказывай мне: по каким ценам что купцам продаёшь, по каким покупаешь. Гляну в Ростоке, сколь велики хоромы, на нас купчинами отгроханные.
— Ой, велики, Стригор Стрижич, — покивал старик и озвучил “прейскурант”.
Последний я записывать в Архив не стал, да и записей не просил, а пинал мозг ленивый всё запоминать. Последний устрашился, запомнил.
Ну а я, благо смеркалось уже, пошёл в свои покои, предаваться пьянству и прочим интересным вещам.
В покоях обнаружилось, что Управляющий трон мой для раздумий уже на десяток сантиметров от пола нарастил. А значит, последний к возвращению моему будет, что и неплохо.
Ну и присел на ложе, откупорив бутылку. Принюхался, пахло неплохо. Хлебнул, покатав на языке — вкусно, градусов с двадцать, наверное, если рецепторы не врут. Ну и сделал несколько глубоких глотков, скользнув во внетелесье, не без интереса проверяя туловище Архивом.
И выходило, что пойло даже покрепче, а вот с алкоголем выходило… забавно. Итак, до определённого градуса он вообще не вызывал никаких пертурбаций. А вот после “лёгкого опьянения” и выше — печень ставила стальной заслон, выводя из крови лишнее ультимативно. Проверил, перепроверил и аж поёжился, по прикидкам. Стриведу надо было, чтоб иметь шанс спиться, глушить годами это пойло, литров по десять в день, не меньше. Это папаша жёг, не по-детски в самом прямом смысле, констатировал я.
Ну, впрочем, может, печень повреждена была слабовосстановимо, припомнил я сеть белых, почти незаметных шрамов на теле Стриведа. Но всё равно, ощущение, что он сознательно самоубился, а не спился по слабости.
В общем, старика потереблю, а сам пить… ну иногда можно, а так не особо хочется. Иногда, для расслабления можно, но тут и полбутылки хватит, притом что лёгкое опьянение долго держаться должно, для отдыха неплохо.
Пришёл в себя, обнаружил скромно сидящую на краешке ложа Олу.
— Светцы погашу, Стригор Стрижич? — полюбопытствовала она, на что я кивнул, валясь на кровать.
А через минуту Ола скользнула под шкуру, поворочалась, посопела и развернулась ко мне.
— Так вы ж любится хотите, Стригор Стрижич, — выдала она, подтвердив и женскую “феромонную чувствительность”.
— Ты не хочешь, давай спать, — отмахнулся я, благо желание было, но такое… не слишком сильное, скорее как в теле Мороза с голой девицей рядом — можно вдуть, можно не вдувать, скажем так.
— Негоже мне Стрижича без ласки оставлять, — выдала девица, юркнув под шкуру и зашуршала там.