Российских граждан, в свою очередь, поражали оптимизм американцев, эффективность, деловой подход, отсутствие эмоций. Раздражались из-за того, что американцы работали и в праздники. Верили, что они зарятся на природные ресурсы Урала, хотят получить концессии на золотые и платиновые прииски.
Чекисты докладывали начальству о настроениях публики: «Деятельность АРА население истолковывает как захват американцами власти в стране… Населением работа АРА принимается как продажа России американцам…»
Миллионы людей остались живы благодаря Американской администрации помощи (см.: Вопросы истории. 2007. № 12). Попутно американцы проводили массовую вакцинацию от тифа и холеры, обязательные для тех, кого они кормили. Вакцины получали из Института Пастера в Париже. Открывали бесплатные аптеки, детей водили в баню, раздавали им мыло, одежду отправляли на дезинфекцию.
Летом 1923 года деятельность АРА прекратилась. Когда американцы уезжали, остатки продовольствия: муку, сахар, консервированное молоко, какао — американцы оставляли губернским властям. В Москве распорядились: «При отъезде АРА приветствия, благодарность, проводы могут быть устроены, но должны носить абсолютно официальный характер — от имени местных ЦИКов, СНКомов, Губисполкомов. Ни в коем случае не должно быть массовых, от имени населения благодарственных актов и выступлений».
И Коллонтай в дневнике сочла нужным изложить официальную позицию: «АРА больше занималась разведкой и материальной поддержкой контрреволюции и всяких враждебных советской власти организаций, чем помощью голодающим…»
Четырнадцатого февраля 1924 года Александра Михайловна записала в дневнике: «Нет, женотдельская работа и агитация на фронте или в Наркомсоцобесе куда приятнее, чем эти сложности, заминки и вечные волнения в дипработе».
Двадцать пятого апреля: «Я уже убедилась в правоте слов Талейрана, что в дипломатических вопросах чрезмерное усердие и спешка часто ведут к плохому».
Пятнадцатого мая: «Сегодня официальный обед, который кабинет министров дает в мою честь. Как добросовестная камеристка-горничная я сама себе приготовила все принадлежности вечернего туалета. На моей постели аккуратно разложено темно-лиловое бархатное платье, золотые парчовые туфли, такой же миниатюрный ридикюль с тонким батистовым платком и гребеночкой, ведь я всё еще ношу коротко остриженные волосы. И после тифа в двадцатом году они продолжают виться, но расческа всегда под рукой, чтобы иметь презентабельный вид».
Александра Михайловна освоилась в новой жизни. И некоторые хлопоты личного свойства были весьма приятны ей как женщине: «С платьем к этому обеду у меня вышла лихорадка. Заранее некогда было подумать о платье. Утром сообразила, что, если все мужчины будут во фраках, надо надеть что-нибудь отвечающее случаю. А такого платья у меня не оказалось. Поехала по магазинам. Всё кричаще дорого. Но нашла белое маркизетовое платье, вся юбка в маленьких оборочках, и стоило сто крон. К нему белое: туфли, чулки, перчатки, сумочка. Вышло свежо, по-летнему и к лицу».
Трудновато на расстоянии разобраться в хитросплетениях московской политики, сложных взаимоотношениях в высшем эшелоне власти и среди ее непосредственного начальства — в Наркомате иностранных дел.
Восемнадцатого июня: «Литвинов в отпуске. Остался один Чичерин, это хуже. Как человек и товарищ он обаятельный, но директив его не люблю — не четки, многословны».
Многие дипломаты утверждали, что организатор из Чичерина был никудышный. Георгий Васильевич хватался за все дела сам и наставлял других: «Чтобы удостовериться, что что-либо делается, надо лично разговаривать, проверять исполнение. Надо изредка проверять, например, функционирует ли организация на случай пожара, или всё ли делается для борьбы с крысами и молью, уничтожающими документы».
Чичерин мало кому доверял, пытался читать все бумаги, приходившие в наркомат, даже те, на которые ему не стоило тратить время. Разговоры об этом доходили до наркома, он очень обижался, считал, что эти слухи распускает Литвинов. Говорил, что во всём виновны бесконечные чистки аппарата НКИД. «Чистка, — констатировал Чичерин, — означает удаление хороших работников и замену их никуда не годными».
Георгий Васильевич был человеком непростым, и ладить с ним удавалось не каждому. Ему назначили двух заместителей — больше в те годы не позволялось. Вся коллегия наркомата состояла из четырех-пяти человек. Первым заместителем был старый большевик Максим Максимович Литвинов (он ведал западными странами), вторым — Лев Михайлович Карахан (он курировал государства Востока). С Караханом Чичерин прекрасно ладил. С Литвиновым враждовал.