Пятого октября на заседании ЦК стали, наконец, разбираться с обвинениями большевиков в получении немецких денег: «Решено избрать комиссию для рассмотрения вопроса о Козловском и Ганецком. В комиссию избраны Троцкий и Коллонтай; третьим предполагается послать кого-либо из поляков».
Петроградская судебная палата обвинила большевиков в том, что они получали деньги от немецких властей: «Военной цензурой установлен обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами. Доверенные лица германского Генштаба в Стокгольме: Парвус и большевик Ганецкий. В Петрограде — большевик Козловский. Он главный получатель немецких денег, переводимых из Берлина через Стокгольм».
Александр Львович Парвус, бывший видный социал-демократ, после первой русской революции был отправлен в ссылку, откуда бежал. И занялся зарабатыванием денег. Во время Первой мировой войны Парвус предложил немецкому правительству устроить по всей России забастовки и подорвать Россию изнутри. Немцы дали ему небольшие деньги на антивоенную пропагандистскую работу в России. Небольшие, потому что, во-первых, германская казна опустела и немецкие чиновники берегли каждую марку, а во-вторых, особых иллюзий на счет Парвуса в Берлине не питали и оказались правы. Через год от Парвуса потребовали отчета. Отчитаться за потраченные деньги ему было нечем.
В революционных делах Парвус не преуспел, зато основал в Стокгольме экспортно-импортную фирму и нанял нуждавшегося в деньгах большевика Ганецкого.
Яков Станиславович Ганецкий входил в состав Заграничного представительства партии большевиков в Стокгольме. Представительство образовали 31 марта 1917 года по предложению Ленина в таком составе — Вацлав Воровский, Яков Ганецкий, Карл Радек. Они издавали бюллетень «Русская корреспонденция «Правды» и «Вестник русской революции». К социал-демократам Ганецкий присоединился на год раньше Троцкого и на два года раньше Сталина, на V съезде РСДРП был избран кандидатом в члены ЦК.
Ганецкий рассказал комиссии Коллонтай, что, находясь за границей, бедствовал. Парвус взял его управляющим в экспортную фирму, которая вывозила в Россию товары, главным образом медикаменты, термометры и шприцы. В войну всё превратилось в дефицит. Ганецкий получал 400 крон в месяц и процент с прибыли. Иначе говоря, его отношения с Парвусом носили чисто деловой характер и с политикой связаны не были.
На заседании ЦК Ганецкого полностью реабилитировали.
Мечислав Юльевич Козловский был председателем Выборгской районной думы в Петрограде, членом исполкома Петроградского совета и ЦИКа первого созыва.
Комиссия Коллонтай констатировала, что с Парвусом Козловский дел не имел, а как профессиональный юрист представлял интересы компании в Петрограде: «Тов. Козловскому предложено было т. Ганецким как заведующим экспортноторговой конторой быть юрисконсультом этого общества за месячное вознаграждение. Никакого финансового участия в этом предприятии т. Козловский не принимал…»
После революции Мечислава Козловского включили в коллегию Наркомата юстиции.
Двадцатого октября 1917 года на заседании ЦК партии большевиков, говорится в протоколе, «тов. Коллонтай сообщает о положении дел в Финляндии; возможно, что социал-демократы покинут сейм; этим обострится сильно положение; финляндские с.-д. думают, что сейчас не время отделяться от России, ибо у нас идет борьба за власть».
Процесс перехода власти к большевикам осенью 1917 года происходил постепенно. Ленинцы, собственно, и не скрывали своих намерений. В секрете ничего не держали. За десять дней до взятия Зимнего дворца, 15 октября, газета «Петроградский листок» писала: «Вчера в цирке Модерн при полной, как говорится, аудитории прекрасная Коллонтай читала лекцию. «Что будет 20 октября?» — спросил кто-то из публики, и Коллонтай ответила: «Будет выступление. Будет свергнуто Временное правительство. Будет вся власть передана Советам», то есть большевикам. Можно сказать спасибо г-же Коллонтай за своевременное предупреждение. Третьего дня Луначарский клялся, что слухи о выступлении — злая провокация».
Александра Михайловна Коллонтай участвовала в историческом заседании ЦК партии большевиков, когда было принято решение о вооруженном восстании. В ту ночь, 25 октября, она находилась в Смольном, штабе партии.
«Разве я знаю, куда меня направит моя «жадность» взять у жизни всё, что она может дать», — писала она Татьяне Щепкиной-Куперник.
Глава вторая