Однако немецкое командование сообщило, что с 18 февраля 1918 года будет считать себя в состоянии войны с Россией. В Москве между лидерами большевиков шли ожесточенные споры. ЦК отказывался подписывать мир с немцами, многие требовали защищать революцию с оружием в руках.
Двадцать восьмого февраля 1918 года, когда Коллонтай еще была в плавании, Павел Дыбенко во главе 1-го Северного летучего отряда революционных моряков отправился защищать Нарву от наступавших немцев.
Для обороны демаркационной линии, установленной после заключения Брестского мира, была развернута так называемая завеса, состоявшая из разрозненных отрядов Красной армии. Северный, Западный и Южный участки завесы потом были преобразованы в соответствующие фронты.
Военный руководитель Комитета обороны Петрограда бывший генерал Михаил Бонч-Бруевич неодобрительно сказал Дыбенко:
— Ваши «братишки» не внушают мне доверия. Я против отправки моряков под Нарву.
Но поскольку нарком Дыбенко был о себе высокого мнения, то он проигнорировал мнение какого-то золотопогонника.
В те дни под Нарвой проявились все дурные качества Дыбенко: авантюризм, импульсивность, большое самомнение. Балтийцы захватили цистерну со спиртом, что добавило им уверенности в собственных силах. Дыбенко всегда был склонен к неумеренному употреблению горячительных напитков. На поле боя это пристрастие особенно опасно.
В первом же настоящем бою моряки, привыкшие митинговать и наводить страх на мирных жителей Петрограда, понесли большие потери и отступили. А в общем наступлении Дыбенко вообще отказался участвовать, сославшись на то, что ему не помогли артиллерией и не обеспечили фланги.
Не захотел Павел Ефимович и перейти в подчинение начальника Нарвского участка обороны бывшего генерал-лейтенанта Дмитрия Павловича Парского, который пытался организовать оборону.
«Встревоженный сообщением Парского, — писал потом Михаил Бонч-Бруевич, — я подробно доложил Ленину. По невозмутимому лицу Владимира Ильича трудно было понять, как он относится к этой безобразной истории. Не знаю я и того, какая телеграмма была послана им Дыбенко.
Но на следующий день, всего через сутки после получения телеграфного донесения Парского, Дыбенко прислал мне со станции Ямбург немало позабавившую меня телеграмму: «Сдал командование его превосходительству генералу Парскому», — телеграфировал он, хотя отмененное титулование было применено явно в издевку».
Отряд матросов бросил фронт и самовольно ушел в Гатчину. Ленин говорил о «хаосе и панике, заставившей войска добежать до Гатчины». В результате Нарва была потеряна.
Возмущенный Ленин отозвал Дыбенко с фронта. 16 марта он был снят с поста наркома. Павел Ефимович пытался сделать вид, будто его отставка — результат политических разногласий, и заявил, что уходит из правительства в знак протеста против Брестского мира. В его заявлении говорилось: «Стоя на точке зрения революционной войны, я считаю, что утверждение мирного договора с австро-германскими империалистами не только не спасает Советскую власть в России, но и задерживает и ослабляет размах революционного движения мирового пролетариата. Эти соображения заставляют меня как противника утверждения мира выйти из Совета Народных Комиссаров, а потому слагаю свои полномочия народного комиссара по морским делам и прошу назначить мне заместителя».
Текст заявления Павлу Ефимовичу написала Александра Коллонтай, которая действительно не согласилась с готовностью Ленина подписать мирный договор на любых условиях немцев.
Третьего марта 1918 года советская делегация заключила договор с Четверным союзом. Ехать в Брест-Литовск никто не хотел. Уговорили члена ЦК Григория Яковлевича Сокольникова, будущего наркома финансов. Поставив свою подпись на документе, он заявил:
— Мы ни на минуту не сомневаемся, что это торжество империализма и милитаризма над международной пролетарской революцией окажется временным и преходящим.
Первая мировая война для России закончилась. 22 марта договор был ратифицирован германским рейхстагом. А в России бушевали страсти. 6 марта открылся VII экстренный съезд партии. Коллонтай получила слово 7 марта вечером на третьем заседании и произнесла пламенную речь против мира с кайзеровской Германией: