Комендант ответил:
— Мы сегодня находимся на окраине Херсона по приказанию высшего командования и не можем ни уехать, ни сдать это место другим. Только получив приказ.
Григорьев:
— В таком случае мы будем вас бить! Какого черта вы, греки, тут сидите? Я думал, что имею дело с серьезным человеком, в противном случае не подошел бы к аппарату. Вы имеете дело с людьми, которые разбудили Европу. Вы же — ничтожные наемники буржуазии, пришли в нашу страну, забрались в наш дом и еще хотите устранить хозяина с оружием в руках. Бросьте затею и немедленно уезжайте. В противном случае поступим с вами так, как поступаем со злейшими врагами угнетенного класса. Затея мировой буржуазии потерпела крах, как будто вам не известно, что происходит сейчас в Англии, Франции и Германии. Наша буржуазия ослепила вас. Откройте глаза, проснитесь. Вас в Херсоне так мало, что вы для нас не представляете силы, способной на сопротивление. Прошу ответить: будете драться или нет?
Комендант:
— Мы вас не тронем, а кто нас тронет, мы будем бить по-гречески. Спокойной вам ночи.
Григорьев:
— Спать еще рано. Мы драться умеем и по-гречески, и по-французски, и по-немецки, и по-чехословацки, и по-красновски, и по-дениковски, и по-кадетски. Слава богу, выдержали экзамен перед целым светом. Через два или три месяца все в один голос скажете: «Мы ученики Великороссии и Украины в борьбе за право быть свободным человеком, а не рабом буржуя и капитала». До свидания…
Николая Григорьева вскоре повысили — из командиров 1-й Заднепровской бригады он в апреле 1919 года стал командиром 6-й Украинской сводной стрелковой дивизии.
«На Крещатике, 25, в пятиэтажном здании помещалось Украинское телеграфное агентство, — вспоминал Николай Равич. — Агентство превратилось в БУП — Бюро печати и информации рабоче-крестьянского правительства Украины… На пятом, верхнем этаже расположился отдел осведомления правительства. Задача отдела — получение всесторонней информации из разных источников. Информация эта предназначалась не для печати, а для осведомления Совнаркома УССР.
Отдел особого осведомления имел, естественно, в лице военных представителей БУПа информаторов на всех фронтах и при всех командующих до командиров бригад включительно. В бюллетенях Отдела особого осведомления БУПа УССР, начиная с № 6, всё больше уделялось внимания атаману Григорьеву…»
В бюллетене № 6 говорилось: «Григорьев производит впечатление человека бесстрашного, с огромной энергией, крестьянского бунтаря. Среди крестьян Григорьев популярен. К горожанам относится скептически. Штаб Григорьева состоит из украинских левых эсеров (начальник штаба — Тютюнник), так же как и командный состав. Себя Григорьев считает беспартийным».
Но с красными он оставался недолго. 7 мая 1919 года Григорьев отказался выполнить приказ перебросить дивизию из Елисаветграда в Бессарабию и поднял мятеж против советской власти.
Лев Борисович Каменев, который командировал Коллонтай на Украину, сам был назначен уполномоченным Совета обороны на Южном фронте. 10 мая 1919 года он телеграфировал Ленину: «Дорога на Екатеринослав, Знаменку, Киев отрезана бандами Григорьева. Мои сведения и сообщения из Киева дают картину полного восстания Григорьева…
Григорьев, вчера отложивший свидание со мной в Знаменке, сегодня отказывается разговаривать. Он пытается сноситься с Махно. После личного свидания с Махно и посещения Гуляй-поля полагаю, что Махно не решится сейчас поддерживать Григорьева…
Мобилизация рабочих идет полным ходом. Нет денег, нет оружия. Сейчас выезжаю в Киев с твердым решением привести сюда войско и вооружение».
Под началом Григорьева оказалось 20 тысяч штыков, 50 орудий и шесть бронепоездов. Он возглавил повстанческое движение на юге Украины под популярными лозунгами «Украина для украинцев», «Вся власть Советам без коммунистов». Его войска захватили несколько городов — Кременчуг, Черкассы, Херсон, Николаев.
Григорьев был серьезной опасностью. Боялись, что к нему начнут переходить другие части Красной армии. Но в июне 1919 года командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко с облегчением доложил: «Григорьевщина была экзаменом для нас, и экзамен армией выдержан, несмотря на ужасающие условия, в которых эта армия находится, полубосая, полураздетая, политически невоспитанная и еще далеко не оформленная. Из первой и второй дивизии ни один полк не присоединился к Григорьеву, в пятой к нему пристал только один эскадрон и один батальон, из частей второй армии к Григорьеву перешло всего несколько сот человек…»