«Холодильники на Черниговской улице, в которых хранятся скоропортящиеся продукты для населения всего Петрограда, в том числе и для гарнизона, в настоящее время всецело находятся под управлением большевистского комиссара Лаврентьева, бывшего слесаря на этих холодильниках, незадолго до переворота уволенного.
Хозяйничанье большевиков привело к тому, что огромные склады холодильников теперь почти совершенно пусты, в то же время новых поступлений нет.
Так солонины всего имеется 10 000 пудов, и завтра, в четверг, ее уже не будет.
Жиров — коровьего масла — имеется около 60 000 пудов. Их хватит максимум на полторы недели. Совершенно случайно вчера прибыл один вагон сливочного масла.
Яиц нет. Битой птицы также. Зато имеется 200 вагонов сельдей и 20 вагонов кеты.
В укромном месте «на худой конец» припрятаны окорока. Но их всего 3000 пудов, то есть 120 000 фунтов, предназначенных для трехмиллионного населения!
Ой, повторится картина, описанная поэтом:
Двадцать первого ноября 1918 года Совнарком принял ключевой для политики военного коммунизма декрет «Об организации снабжения населения всеми продуктами и предметами личного потребления и домашнего хозяйства», означавший полное запрещение товарооборота и частной торговли. Все торговые предприятия были национализированы, и снабжение населения продуктами и предметами первой необходимости взял на себя Народный комиссариат продовольствия — через сеть государственных и кооперативных магазинов. И сразу всё рухнуло.
«Люди сидят не то что без хлеба, но вот, например, нет дров, в доме лопаются трубы и всё замерзает, в квартирах 4–6 градусов, — писал Леонид Красин родственникам, оставшимся за границей. — Нет масла, нет молока, нет картофеля, нет мыла, нет возможности вымыться, всюду очереди и безнадежные хвосты. Мне-то еще не беда, я всё-таки в привилегированном положении, но обывательская жизнь — это прямо мука… Питер совершенно пуст, магазины все закрыты, вид довольно унылый… Люди по улицам ходят изрядно обшарпанные, как дома, с которых обваливается штукатурка, и часто, встречая знакомое лицо, останавливаешься, поражаясь переменам.
Купить же что-либо можно лишь за невероятные цены. Как вообще люди живут — загадка… Положение русских больших городов теперь почти как осажденной крепости».
Вениамин Семенов-Тян-Шанский вспоминал о жизни в Петрограде после революции: «Были устроены столовые общественного питания. Питались кониной (это был деликатес), затем тюлениной (о прибытии свежей тюленины в «столовках» вывешивалось торжественное объявление), пшеном, ржаной кашей, турнепсом и мороженой картошкой… В «столовках» обязательно подавался суп с «сущиком», то есть мелкой сушеной рыбой… Лев Семенович Берг, как ихтиолог с мировым именем, обязательно с большим терпением выуживал из супа мельчайшие рыбьи косточки, раскладывал по краям тарелки в порядке зоологической классификации и называл по-латыни и по-русски тот вид, которому каждая косточка принадлежала. Состав суповой фауны оказывался сложным, и в нем иногда попадались редкие виды…»
Экономисты пытались объяснить большевистскому руководству, что спасение от голода — возвращение к свободе торговли. Ленин же твердо стоял на своем. Писал 29 января 1919 года: «Свобода торговли при абсолютном недостатке необходимого продукта равняется бешеной, озверелой спекуляции и победе имущих над неимущими. Не назад через свободу торговли, а дальше вперед через улучшение государственной монополии к социализму. Трудный период, но отчаиваться непозволительно и неразумно».
Среди большевистского руководства Владимир Ильич был одним из самых образованных, с немалым жизненным опытом, с широким кругозором. Что особо важно подчеркнуть — не догматик, в случае необходимости легко отказывался от любых идей, которые только что проповедовал. В данном случае дело было не в слепом следовании формуле: при социализме торговля есть распределение. Вопрос о хлебе был вопросом о власти. У кого хлеб, у того и власть.
Десятого марта 1919 года Совнарком в принципе прекратил всякое пассажирское движение на железных дорогах. Ленин объяснил:
— Найдутся агитаторы, помогающие белогвардейцам, которые станут кричать: смотрите, народ голодает, а у вас отняли пассажирские поезда, чтобы вы не могли везти хлеб. Прекращение пассажирского движения освободит двести паровозов, даст возможность привезти несколько миллионов пудов хлеба. А если за это время возили бы хлеб в одиночку мешочники, голодные люди, которые бросаются кто куда, то они вывезли бы в лучшем случае полмиллиона пудов…