Ленин обещал накормить только армию и рабочих. Остальные были предоставлены сами себе. В реальности презираемые официальной пропагандой «мешочники» спасли многие жизни. Они везли в город хлеб из деревни, заменяя собой уничтоженную властью торговлю.
Деревня отказалась отдавать хлеб за обесцененные деньги. Попытки организовать социалистическое земледелие терпели неудачу. Насильственное создание совхозов провалилось — хлеба они не давали. Тогда продовольствие решили забрать силой. В деревню двинулись продотряды с полномочиями реквизировать хлеб.
Деревня возмущалась насильственной «выкачкой хлеба», что часто выглядело просто как грабеж. Крестьяне сопротивлялись. Горожане одновременно и зависели от деревни, и высокомерно относились к селянам. Пути города и деревни в революции разошлись. Противостояние города и деревни дошло до стадии ненависти, когда крестьянам надоело, что их грабят, и они взялись за оружие. По всей стране вспыхивали крестьянские восстания.
Государство обещало взамен хлеба обеспечить деревню промышленными товарами. Но промышленность развалилась, дать было нечего. И всё равно продотряды забирали хлеб. Что особенно возмущало крестьян? Реквизированный хлеб гнил на железнодорожных станциях, продармейцы им торговали или гнали из него самогон. Но советский аппарат продолжал упрямо отстаивать правоту созданной им безумной системы.
Тринадцатого мая 1919 года Александра Коллонтай опубликовала в «Известиях» статью «Борьба с царем-голодом»:
«Что делать в борьбе с дороговизной и голодом?
Уже полтора года бьется над этим вопросом Комиссариат продовольствия.
Уничтожить всякую свободу торговли?.. Помилуйте, запротестует обыватель, а за ним и менее вдумчивый рабочий — тогда пропадут с рынка все товары! Тогда-то и начнется настоящий голод!..
А между тем — национализация торговли, строгий учет и беспощадное преследование спекуляции — это единственный путь. Централизация продовольственного дела в руках государственного аппарата обеспечивает то, что и при минимальном подвозе продуктов рабочий класс в первую очередь получает свой паек; если подвезен хлеб, сахар, рыба, мясо — первый, кто получит свою долю, это — трудящийся класс».
Ее статья означала одно: рабочих накормим, остальные нас не интересуют. Такова была политика партии: распределять продовольствие по классовому признаку. Рабочим — повышенные нормы. Но система не работала, и рабочие тоже голодали. Гарантированный паек получали только высокопоставленные чиновники и военное командование.
Руководство большевиков верило в плановое хозяйство и централизованное управление, в то, что плановое распределение ресурсов и производственных заданий всё решит. А получилась система бюрократизированная, неэффективная и разорительная.
«Жесточайшими методами проводилась продразверстка в 1920 году, — пишет историк из Ульяновска Иван Альбертович Чуканов (Вопросы истории. 2001. № 3). — Во-первых, был расширен ассортимент сдаваемого продовольствия. Сдаче подлежали овощи, мясо, молоко, птица, яйца. Установили разверстку на сдачу соломы, шкур, пеньки, меда и т. д. Во-вторых, реквизиция носила более изощренный характер… В-третьих, продразверстка проходила в условиях неурожая, вызванного засухой и недосевом полей».
Крестьянин ответил на такую политику сокращением посевов. Сеяли только для себя. Развал экономики, продразверстки и невиданная засуха привели к страшному голоду. Умирали четверо из десяти новорожденных.
Жизнь стала вовсе не выносимой. Города голодали. Промышленность остановилась, деньги утратили свою ценность. Деревня взбунтовалась. И вспыхнула настоящая «война после войны». В одной только Сибири против советской власти восстало больше крестьян, чем там находилось бойцов Красной армии. На X съезд партии сибирская делегация отправилась с оружием в руках, предполагая, что по дороге ее ждут настоящие перестрелки. Массовые волнения прошли тогда и в Москве, и в Петрограде.
Возмущение не обошло армию и флот, состоявшие из вчерашних крестьян. Плохое питание («один хлеб и вобла»), невозможность учиться, возвращение к старому в смысле неравенства матросов и командиров, жесткость нового командующего Балтийским флотом Федора Раскольникова, запретившего отпуска, увольнения на берег и ночевки вне корабля, — всё это вызвало раздражение моряков.