– Ну, ладно, ладно деточка, не плачь, – по-доброму произнесла барыня, и, протянув к женщине руку, провела по ее светло-русым волосам. – Оставайся, ежели не куда податься. Но платить мне тебе не чем. У меня небольшие земельные наделы, как ты могла заметить. И на них работает не так много нанятых сермяжников, мимо их домов ты проходила по дороге. Если желаешь, я могу дать кров и еду, но не более того.
– О! Барыня Доляна, благодарствую! – радостно вскликнула Эйу, и резко выпрямившись, разком схватила руку своей благодетельницы. Да немедля припала губами к морщинистой, хотя и белой тыльной стороне длани устами. – Благодарствую! Благодарствую вам! Вы так добры! Вы только не тревожьтесь я не вориха, не лентяйка… Просто так случилось… Случилось, что мне пришлось уйти из Лесных Полян от госпожи Собины.
– Ну, будет. Будет, – благодушно молвила барыня, вероятно и сама не менее радуясь тому, что приобрела в лице этой женщины, если не служку, явственно помощницу, и махонистая улыбка расчертила ее столь широкое лицо. – Ясыня, – обернувшись, окликнула она стоящую и все время смурно оглядывающую чужачку девушку. – Поди сюда, девочка.
Ясыня, как величала ее барыня, едва слышно хмыкнула носом, тем видимо выражая недовольство аль вспять собираясь зарюмить, и сжав свои широколадонные руки в кулаки, неспешно обойдя клумбу, приблизилась к барыне. Она замерла подле последней и обдала Эйу и вовсе презрительным взглядом, будто видела пред собой улепетывающего от ее обувки черного, склизкого слизняка.
– Отведешь нашу гостью на кухню, – протянула все тем же умягченным голосом барыня, коим верно разговаривала со всеми и всегда. – Там за ширмой кушетка стоит, пускай остановиться.
– Она же болдырка, – нескрываемо пренебрежительно дыхнула Ясыня и досадливо, вроде это касалось ее непосредственно, зыркнула на барыню. – Кто такая? Что в себе несет, кто ж знает?! Разве можно в дом брать так незнамо кого с дороги, да еще не спросив представлений? Вот же я вам, в самом деле барыня удивляюсь. Нешто можно быть такой наивной… Может она, эта самая Эйу чего худое замыслила, иль чего еще страшнее уже сделала. Да еще и самой госпоже Собине, потомуй-то и убегла. В днях за ней явится нарать, да спросит с вас барыня.
– Нет! Нет! – с горячностью в голосе дыхнула Эйу, и энергично закачала головой, все поколь удерживая руку Доляны подле своего лица, точно всяк миг, жаждая припасть к ней губами и тем самым действом выпросить себе милости. – Я ничего дурного не делала. Никогда не брала чужого, так меня мать учила… Она хоть и черная, но была вельми хорошим человеком. А отец мой белый, как и вы… Он – дариц. Просто не жил мой отец с матерью, однако устроил ее на хорошее место, к сестре госпожи Собины. А погодя госпожа нас к себе забрала, ибо мать дюже славно готовила. И мы жили… служили госпоже Собине покуда мать не померла. Засим и я стала работать на госпожу.
– А, чего ж тогда ушла? – сердито поспрашала Ясыня и ее тонкие, алые губы язвительно выгнулись.
– О, барыня Доляна… барыня, – в каждом сказанном Эйу слове столько звучало мольбы. Она, наконец, выпустила руку барыни, закрыла ладонями лицо, и горько зарыдав, чуть слышно произнесла, – просто у меня была близость… Близость с сыном госпожи, господином Благородом. Всего один миг счастья и радости для меня… И тот миг… та радость теперь возродилась жизнью в моем чреве. – Теперь она и вовсе лишь слышимо шепнула, стараясь скрыть, будто от всех сразу, – я жду ребенка. Посему и ушла из Лесных Полян поколь еще не видно, и никто не знает.
– От господина? – одновременно, спросили женщины и туго вздохнув, огляделись, очевидно, и они страшились, что их разговор подслушивают.
– Да, потому и ушла, – Эйу говорила, тягостно колыхая голосом. Тело ее порывчато сотрясали рыдания и сама она покачивалась взад… вперед. – Уже два с половиной месяца. Скоро все заметят. К отцу моему идти нельзя. Он не принял тогда, а теперь и подавно, ибо у него семья есть. А госпожа Собина коли узнает… не миновать мне вязницы, ведь господину Благороду только семнадцать, а мне уже двадцать один… Да и он господин, а я… я служка, да еще и болдырка.
– Ладно не плачь, – протянула участливо барыня и шагнув впритык к плачущей женщине крепко ее обняла. – Тебе вредно. Дитя это радость! Счастье! Мне Богиня Мать Любовь не даровала ребенка, хотя я о том всегда ее просила… не даровала внуков… вот значит на старости лет послала тебя. Ничего, ничего не происходит в жизни просто так, оно как Богиня Мать Удельница сплела для каждого из нас волоконце судьбы… Не плачь деточка. Не плачь. Ясыня проводит тебя в дом. Я живу там одна, уже десятое лето как умер мой любимый муж… Иноредь приходит ко мне Ясыня, порадовать своим присутствием и помощью. Потому и ты мне будешь в радость, коль, конечно, решишь остаться.