– Так болела, – с горечью произнес вещун. Он также как и Есиславушка жаждал выговориться тому единственному человеку, которого любил больше жизни. Бережно старший жрец высвободил из объятий тело юницы, и, уложив на ложе, с нежностью воззрился в ее лицо. – Почти пять дней, то озноб, то лихорадка. И не приходила в сознание. Знахари были встревожены, а это все из-за этой дряни… этой мерзости… Не зря он мне сразу не понравился. От него точно веяло низостью и пакостью. Его надо было тогда… еще тогда, когда он появился в нашей жизни…
Липоксай Ягы тотчас прервался, и тягостно качнулись на его скулах желваки, будто прочертив на коже лица рдяные круги.
– Нет, болела не из-за него, – ответила Еси и сама с нежностью оглядела тонкие морщинки на лбу и обок уголков очей старшего жреца, две из которых, особенно глубокие, расчертили переносицу, и волосы его светло-русые, на висках днесь подернутые изморозью. – Болела из-за тоски по тебе и дарицам, которые верили, что я принесу им золотые времена, а я вместо этого принесла смерть.
– Почему ты? С чего решила, что в том повинна ты? – взбудоражено вопросил старший жрец и торопливо вздев вверх плечи, пожал ими. – То божьи дела, не твои.
– Я же вроде как божество, – пояснила Есинька, и, усмехнувшись, перекосила полные свои губы, ноне она в собственной божественности не просто сомневалась, а понимала, что это просто ошибка.
– Божество, не значит Бог, моя милая девочка, – очень нежно протянул Липоксай Ягы таким тоном вроде говорил не со взрослой девушкой, а все еще с малым дитем, и нежно провел перстами по изогнутым, рыжим бровкам. – Я даже предположу, что Бог Огнь, и не является твоим Отцом. Однако, то, что ты с ним связана… Это моя Есинька, моя душа, зримо всем. Божество, это послание Богов. В свитках записано, что приход божества будет величественным, необычным и все принадлежащие к знаниям, дарованным нам альвами белоглазыми, обязаны с должным почтением принять сие явление. И обязаны создать все условия для благостной жизни божества. Ибо оно божество, точно объединит в себе силы света и тьмы, сравняет понятия добра и зла. И всех служащих этим двум столь разным, противоположным понятиям уравняет своими божественными знаниями. И то, что произошло с Дари, не в твоих силах… не в твоих руках, только в руках Богов. – Вещун теперь нежно огладил перстами губы девушки, а после, наклонившись к ней, поцеловал в лоб, вкладывая той теплотой всю свою любовь. – Одначе, всяк раз, моя душа, когда я тебя вижу, касаюсь… я испытываю такой трепет. Подобный трепет возникает во мне при виде всего божественного, обладающего недоступному людскому пониманию, тем не менее существующего. И такие чувства испытываю не я один, або внутри тебя, Есинька… Внутри твоей человеческой плоти, несомненно, живет божественная душа. Не такая как у меня, других дарицев, а великая… величественная как само небо… солнце… природа окружающая нас…
Глава пятая
Возвращенная пусть и не в Дари, но к своим людям Есислава вскоре поправилась, физически и нравственно. Конечно пережитое, как и хотел Перший, наполнило ее опытом, чувствами, оставив, как сказали бы люди, глубокие рубцы на ее душе… Однако, не обладая как таковой, вероятно, теми нравственными рубцами наполнился сам ее мозг. Крушец поколь молчал. Он вообще после произошедшего в селение манан, когда Еси чуть было не умерла, не подавал о себе знать и даже перестал стенать. Правы были Стынь и Круч, предполагая, что он отключился. Может потому в голове у девушки теперь все время царила какая-то тяжесть и точно дымчатость в восприятие происходящего. Видения прошлого более Еси также не посещали, и в целом становилось не ясным хорошо это иль все же плохо.
Поселение, в котором теперь жили дарицы, было достаточно большим, то ли так удачно расположенное в Африкии, то ли все же нарочно прикрытое мощью Бога, оно никак не пострадало при катаклизме. Единственно произошедшим с ним стало, перемещение его в значимо жаркое место на Земле. За годы, что поселение возводили, Липоксай Ягы переселил в него достаточное количество людей. Хотя по оставленным белоглазыми альвами законам дарицам не позволялось покидать Дари и селиться вне своего материка. Указание, которое преследовало одну цель, не допустить расселения самих отпрысков Владелины по иным континентам, абы не прозевать вселение в плоть лучицы. Потому дарицы очень редко уходили из Дари. Впрочем, несомненно, уходили, уплывали и населяли как соседние Асию и Амэри… так и более далекую Африкию. Но уходя от своего народа, от эпицентра, очага бытия, такие дарицы степенно теряли и сами традиции, и собственную генетику белого человека, медленно аль вспять быстро растворяясь в населяющих иных континентах желтых, красных, черных племенах. Как и ясно, поколь сие никак не коснулось дарицев, которых переселял Липоксай Ягы. Они все также жили по установленным традициям, соблюдая верования и положенный уклад жизни, может еще и потому как их перевезли в Африкию достаточным количество.