Владу и рани на тот остров принес Огнь. Демоницы и альвинка прибыли как-то по иному, скорей всего на кологривах, потому что их далекое ржание порой доносилось до слуха девочки. Похоже, они паслись на луговых далях раскинувшихся подле и на склонах невысоких взгорьев в центре острова. Вместо положенных полутора месяцев на острове пробыли все два, ибо молодая женщина никак не желала его покидать, и каждый раз как о том говорила Кали-Даруга или просила Чаровница Благосклонная, уходила из дома на чевруй океана. Она усаживалась тогда на покрывало под нарочно твореным от жаркого солнца навесом и подолгу смотрела на рябь накатывающей на песок воды.
Иногда на остров приходил Огнь… Совсем редко, поелику был до сих пор значимо утомленным, и о том не раз выслушивал от рани Черных Каликамов. И приходил он только, потому как Влада скучала за Богами… И если Крушец за Першим, выбрасывая ту смурь в черное марево небес. То человеческая плоть девушки за Расами, напряженно вглядываясь в голубую лазурь перемешивающую белые скрученные валиком облака подсвеченные с одного края розовыми полутонами западающего на покой солнечного светила. Всяк раз когда приходил Огнь водная рябь и вовсе замирала, застывала неподвижно листва на ветвях деревьев и птицы смолкнув, неотрывно смотрели на Творца. Огнь садился подле молодой женщины и ласково голубил ее волосы, целовал в лоб и висок. После долгих увещеваний он же и унес Владелину с острова, хотя она того не желала и вельми гневалась когда в доли секунд оказалась в капище, войдя чрез завесу в залу.
Дивный, что ноне прибыл в Млечный Путь и ожидал их в капище, тотчас принялся успокаивать расстроенную девочку, убеждая, что более в ее положение нельзя оставаться на острове. Вмале в залу вошла Кали-Даруга и Огнь, по-видимому, такое перемещение было задумано в связи с несогласием Владелины покидать чудесное место.
– Пойдемте, госпожа, – умягчено позвала рани Черных Каликамов девушку, сидящую подле Дивного на кресле и ласково им поглаживаемую по голове. – Вам надобно отдохнуть.
– Кали, – сердито оглядывая стоящую обок завесы демоницу и неторопливо усаживающегося на свободное кресло Огня, проронила Влада. – Будто я работала все эти дни, и потому мне нужно отдохнуть. – Лицо молодой женщины обидчиво дернулось и она досадливо обращаясь к младшему Расу, произнесла, – а ты, Огнь. Я больше к тебе не приду. Ты меня облыжничал. Сказал посмотрим волны, а сам принес сюда.
– Ах! милая моя девочка, – нежно протянул Огнь и ласково улыбнулся. – Но я же думал не только о тебе, когда облыжничал, а еще и о твоем малыше. О твоем сыне, моя милая. Вы итак задержались намного… Более того срока нельзя. Днесь на острове изменится погода, начнется жаркое и при том весьма сырое время, будут идти ежедневно дожди, что не лучшим образом может отразиться на твоем здоровье, а значит и на здоровье ребенка. Ведь Кали-Даруга тебе о том сказывала.
Влада никак не отозвалась Богу, верно и впрямь на него обидевшись, посему поцеловав Дивного, молчаливо спустилась с кресла и также демонстративно не взглянув на Огня прошла мимо, хотя он и попытался ухватить ее за руку. И в течение следующих трех дней не появлялась в капище, обаче очень желая примириться с младшим Расом.
Глава сорок пятая
Дни родов приближались. Месяц новое лето уже перевалил свою середину, когда Чаровница Благосклонная сказала рани, что вмале родится ребенок и того события надо ожидать в ближайшую неделю. Эта новость дюже взволновала Владу, ибо она узнав от Крушеца, о коротком сроке своей жизни, дюже испугалась, что родив своего сыночка ноне может умереть. Отчего в тот вечер, ворочаясь в ложе, никак не могла заснуть, а посему уловившая ее тревогу рани придя к девушке, обняв, как умела одна она, сразу четырьмя руками, укачала ее низко-певучим песенным мотивом своего гласа.
Впрочем, поутру, еще когда толком на небосвод не поднялась звезда Солнце, и ее восхождение на окоеме обозначилось тонкой полоской света Владелина проснулась от тянущей боли в животе, сразу смекнув, что Богдан решил не дожидаться прохождения этой недели. Явившиеся по ее зову Кали-Даруга и альвы были также встревожены, хотя не подавали виду, чтоб не напугать госпожу.