- Витёк, - шёпотом сообщил он другу, - на меня мужик смотрит. - Да брось ты. Смотри лучше матч. - Здесь голубых точно нет. - Я не в этом смысле, - уточнил Амон. И сердито высказался: - Может он возомнил, что я какой-нибудь тупой каравай. - Какой ты каравай? Ты настоящий представитель высшей расы. Сиди и смотри спокойно с этим осознанием. - Я, допустим разумный, но об остальных-то ведь речи не идёт. Здесь хоть кто-нибудь понимает, что происходит? - Да здесь каждый второй профессиональный любитель! - Может быть, люди вообще хороши в наблюдениях за беготнёй, но тем, голым, я не верю.
- А ещё я одного терпеть не могу, - высказался Амон. - Знаешь, когда развлекают публику на всяких играх и на большом экране показывают рядом сидящих и приказывают им поцеловаться. Такой дебилизм! - И, правда, глупость, - согласился с ним Витёк. Тут на большом мониторе вспыхнул свет, и сразу показали их с Витьком.
Полчаса соседям потребовалось, чтобы с трудом уговорить их целоваться, полчаса - на то, чтобы убедить футболистов продолжить игру. Эта новая заминка была некстати. (Футболисты быстро расфокусировались: кто-то присел покурить, кто-то просто присел). Они разбрелись; Кое-кто сел на зрительские места. И тут же растворился, смешиваясь с толпой, т.к. почти все на игру пришедшие были в форме той или иной команды.
Судья спешно побежал собирать их по рядам, и набрал вместо игроков несколько болельщиков, (может быть умышленно, может, даже радуясь этому в душе). Двоих "дезертиров" так и не вернули - они убрались в туалет. Хорошо, что это были участники разных команд. - Вот этих надо было заставить целоваться, - кипятился раздосадованный Амон, - они точно гомики! Кто, кто, так ходит одновременно в один туалет?..
Он стал чрезвычайно зол; и осуждал всех, кроме оператора, который проверял и настраивал камеры и случайно навёл на них.
По логике вещей, раз позже начали, футболисты должны были бы играть побыстрее; но, по понятным лишь богу причинам, логика не блюлась (во-первых, им надо было разогреться, во-вторых, остыть). Завладевший мячом футболист на высокой траве споткнулся и полетел лицом вперёд. Он пропахал в ней этим самым местом канавку, по которой мяч докатился точно до ворот. Но это был не гольф, (несмотря на то, что участники по своему уровню благосостояния вполне соответствовали бы этому благородному виду спорта) и гол защитан не был.
- "Эти шесть с половиной минут наши сумели провести в неплохом темпе", - оптимизировал ведущий, бодро комментировавший встречу.
С судьями особо никто не конфликтовал, ведь речь идёт о провинции; на селе это почти всё были родственники футболистов. Они заговаривали между собой, кто-то мог спросить, свистнув предупреждение, что будет на обед. Зрителям, изнывающим на откосах стадиона, доставляло удовольствие смотреть, как главный арбитр просит 5-ый номер, купить - своего тестя, - хлеба и к чаю. В острые моменты они всегда договаривались. Сомнения вызвал один незначительный раз, когда один дерзкий мальчишка подобравшись близко к штрафной, ни с того ни с сего заголосил. " - А, собственно, и прижали-то его всего один раз...", - оправдывался перед своими комментатор. - "Подумаешь, вывих".
Все отметили, как второй нападающий эффектно задрал ноги вверх, проехавшись на спине. Словом скучать не приходилось, опасных моментов было много. Только что-то постоянно творилось с левым краем, комбинация никак не проходила. Стоило послать туда пас, как он неизбежно гас. Игроки не могли принять даже прямую передачу. Трава, одинаково мешавшая всем, там была какой-то особенной. (Там действительно росла конопля, и левый край, по выражению Ильфа и Петрова, "размагнитился окончательно"). Между прочим, левый защитник получил мяч, пихнул его обоими ногами и упал.
На фоне описываемых действий временами странно звучала из динамиков фраза: "Думаем о людях - поддерживаем сборную", смысла которой никто не понял. Аналогично примеру, спонсоры подумали и взяли девизом, по-видимости, советский футбол: "ПРОВЕРЕН ВРЕМЕНЕМ и СОЗДАН ЗАНОВО". Лишь только один слоган ОСАГО по чистой случайности справедливо красовался над общественным туалетом: - "Всё правильно сделал".
- А что? Кажется, хорошо пробили, - сказал Витёк, - Ни шиша, - заявил Амон. - Ударил, а вратарь-то стоит. Кто ж так бьёт?..
"Потрясающая картина открывается на стадионе, - болельщики гостеприимных хозяев подготовили баннер", - возвестил снова жизнерадостный ведущий. - "На нём красуется традиционно девиз и символ принимающего клуба - четырёхголовый радужный репейник. Не подготовили?.. А что ж у меня написано, и кто это принёс, а, идиоты?"
- Э, не смей здесь курить свою марихуану! - Но Амон, насмотревшись, не слушал - здесь можно было курить веник. На стадионе, в руках множества беснующихся фанатов были дымящиеся факелы-фаеры; и за сим его скромная струйка дыма ни на кого впечатления не произвела... а то что она исходила из-под чьей-то бесхозной сумки, всем вообще было пофиг. Амон наблюдал всё по-прежнему, и чем больше он затягивался, тем яснее постепенно ему открывалась скрытая суть таинственной игры; движения участников обретали смысл, он проникался действием, следил за их пасами, понимал куда и зачем летит круглый снаряд. Спортсмены двигались не хаотично, а слаженно; каждый бежал туда, куда нужно и вовремя перехватывал мяч, либо ударял по нему, если того требовала необходимость. Лица болельщиков стали весёлыми, футболисты показались ловкими. Кажется, они даже понимали законы тяготения. "Ну надо же! никак не ожидал увидеть в людях столько прыти... И как же такие вещи можно вытворять с ногами?.."
Так продолжалось, пока рассерженный Витёк не отнял у него косяк. Амон прозрел; его ослепила абсурдность действия, возмущающего своим бессмыслием; и бессмысленность всего происходящего предстала перед ним во всём своём идиотском великолепии.
Тем временем другой официальный тренер, готовивший команду гостей, абсолютно расслабился и был совершенно спокоен, уповая на сокрушительную мощь своего карлика и безногого бомбардира. Это был реалист в полном смысле слова. Он не искал суперменов, умеющих владеть одновременно искусными обводками, точными передачами, вовремя совершать рывки, но по достоинству оценил подопечных, способных хотя бы владеть правой и левой ногой. (Так как, обязываясь по роду деятельности, периодически он приговаривал: "делай из говна конфету", все окружавшие за глаза звали его "Кондитером".) По-справедливости, он был закономерно лоялен по отношению к подшефным игрокам - ведь они играли бесплатно. Троим приглашённым за участие во встрече, заведомо было даже предложено условно-досрочное освобождение.
Зато тренер хозяев кипятился. Не то, что бы ему платили, нет, и не особо уважали; просто у этого человека была такая (среди прочих жизненных функций) одна не очень уместная черта, как совесть. Тренеру принимающей команды стало противно смотреть на поле, и он обратился тогда к своему ближайшему помощнику: - Я чего-то не понимаю... почему нас никто не поддерживает? - обратился он к с раздражением помощнику. - Что непонятного? - Ты раздал подставным наши флаги, а денег дал, чтобы они ими махали? - Они уже намахали на те двести рублей, надо платить ещё. - А болельщицы?.. почему не поднимают боевой командный дух? - Болельщицы все в декрете. - объяснил рассудительно его помощник. - Прошлый-то чемпионат выдался жарким. Половина запасных туда ж ушли. - Что за чёрт! Я сам тебе сто раз говорил: повышай дисциплину! Дай ты им хоть тетрис!.. Им всё равно на скамейке делать нечего. Да и что у нас за запасные? Слесарь, дантист, детский инструктор по плаванию? где перспективная молодёжь, новобранцы, хоть есть на кого надеяться? - Африканского студента мы к этой игре не смогли снять с дерева. Бог знает, что теперь делать, - на деньги он не идёт - только на пособие. К форме понемногу привык. Но мяча всё равно боится. Тренер опустил голову сокрушённо. - Страшно подумать, что я отдал этой команде лучшие свои годы... - видимо, худшие у нас с ней ещё впереди. Это не просто команда, которой я руковожу. Я понял, что такое наша сборная. Это то, чего не существует в природе. Это худо без добра. - Что ж вы не уйдёте тогда, Сан Саныч? - В моём возрасте уже опасно менять команду, при наших нагрузках такие стрессы ни к чему. Да сколько лет крепясь, уже ожидаю этот таинственный толчок! - Пить они вместе научились; а сыгрываться пока что впереди.