Фаянсов взмолился:
— Мальчик, держись!
Из чёрных глубин на миг глянул острый лисий оскал. Колобок Фаянсов отступил назад и, разбежавшись, прыгнул в разверзнутую пасть, туда, к малышу.
Пасть сомкнулась над его головой, в уши и ноздри хлынула тяжёлая затхлая вода. Пётр Николаевич лихорадочно заколотил руками-ногами и кое-как выбрался наверх. Ему повезло, — малыш оказался рядом, под рукой. Фаянсов схватил его за ворот и, упёршись ногами неизвестно во что, явно не существующее, может о глубину, уподобясь спортсмену, толкающему чугунное ядро, швырнул ребёнка к заветной крайней свае. А его самого сила отдачи увлекла на дно затона. «Закон физики», — неуместно пошутил он напоследок. И сам понял: глупая шутка, можно было подумать о чём-нибудь более важном, итоговом. Ну, как ты, Пётр Николаевич, провёл жизнь в общем и целом, подобьём, как говорится, бабки. Но уже было поздно, лёгкие наполнились водой, в ушах зазвенел не то комар, не то неизвестно откуда взявшийся шутовской бубенец… И всё исчезло — лиса, и он, колобок…
Потом вспыхнул белый рассеянный свет.
Карасёв был прав. Он существовал! Тот, другой, мир. Лев Кузьмич сам же и встретил его, Фаянсова, у входа. Точнее, встретила душа Карасёва. Дух не имел облика, как и всякая физическая пустота. И в то же время Пётр Николаевич сразу узнал режиссёра, так себе и сказал: «Да никак это Лев Кузьмич!» Обитатели Того света, как потом узнает Фаянсов, были формой слабой энергии, рассеянной по всему космосу, но Карасёв и в этой ипостаси выглядел неряхой.
— С прибытием! С новосельем! — приветствовал режиссёр, искренне радуясь его появлению.
— Спасибо, — растерянно произнёс Фаянсов, озираясь по сторонам.
Вид вокруг был такой, словно Пётр Николаевич летел в самолёте на высоте двух-трёх километров и сидел у окна. Только не было самолёта, а значит, и окна. А в остальном впечатление совпадало: точно так же плыли мимо одинокие с розоватыми спинами облака, а выше в иссиня-чёрном небе мерцали россыпи звёзд, внизу там-сям вспыхнули электрические огоньки, сначала в домах, потом зажглись ровные линии — в городе включили уличные фонари.
— А вы эффектно провернули свой номер! Я-то, признаться, держал вас за простака. Так красиво сбросить свой кокон. Вот, мол, как я ухожу! Нате вам! Молодец! Молодец! — завистливо похвалил Карасёв. — Мне бы, наверное, тоже следовало помараковать над финалом. Да что после драки размахивать руками? Экий прок?
— Я не специально. Всё вышло вдруг, — смутился Фаянсов. — Да и что я сделал такого? Ребёнок-то небось тоже…
Он посмотрел, нет ли рядом мальчишки.
— Жив он. Вы его спасли «ценою собственной жизни». Так напишут в газетах. «Последним нечеловеческим усилием…» Малец вцепился в сваю, что твой моллюск. И знаете, кто его там нашёл? Наш друг капитан Рындин. Он шёл за вами, как сыскной пёс.
— Значит, я не напрасно… Но на моём месте точно так поступил бы каждый, — заученно возразил Фаянсов.
— Ах вы, невинная скромность! Ничего, день-два, и станете там героем. В данную минуту на вашу славу уже трудится неутомимый Рындин. Ныряет в затоне, ищет тело героя. То есть ваше тело, предприимчивый вы мой, Пётр Николаевич. Ну, везучий, везучий Пётр Николаевич, — поправил себя Карасёв.
Фаянсов разглядел далеко внизу берег затона и совсем игрушечный причал. В затоне кувыркалась, исчезала под водой и возникала вновь крошечная фигурка.
— Хотите полюбопытствовать поближе? — предложил Лев Кузьмич.
— Если это возможно! — горячо воскликнул Фаянсов.
Ему подумалось, а вдруг этот добрый Рындин найдёт его? Тогда он вернётся в своё тело, встанет, отожмёт штанины и полы пиджака, расчешет мокрые волосы и пойдёт к себе домой.
— У нас всё возможно, — между тем самодовольно ответил Карасёв.
И Пётр Николаевич не заметил, как он очутились у кромки воды. Это вышло само собой.
Он увидел на пепельном песке разбросанные в спешке клетчатый пиджак и чёрные остроносые туфли Рындина. А потом на водной поверхности появился и сам капитан. Сначала венчиком всплыли его тёмные волосы и треугольный конец багрового галстука, а затем с шумным плеском и фырканьем вынырнул и весь участковый.
— Я здесь! — крикнул Фаянсов и засигналил руками, то есть тем, что раньше руками было.
— Он вас не видит и не слышит. Вы — дух, — пояснил Карасёв.
Тяжело подышав, Рындин набрал полные щёки воздуха и снова ушёл на дно, показав большие косолапые ступни в бежевых носках.