– Шериф лжет, – резко вмешалась Джунипер, сидя напротив нее. – Она врала о твоих воспоминаниях как тебе, так и твоей семье. Мы тоже вполне способны тебя обучить, и если ты доверишь свою силу нам, мы навсегда избавимся от проблем, которые не дают покоя Четверке Дорог. Мы можем защитить город намного лучше, чем Августа.
Ноздри Августы раздувались, но она лишь молча сжала чашку рукой в перчатке.
Они подлизывались к ней, поняла Харпер. Какой абсурд! Еще два месяца назад Готорнам было плевать на ее жизнь, а теперь они молили о помощи. Харпер представила Джастина на коленях и почувствовала прилив удовольствия. Она могла бы заставить его ползать перед ней, если бы захотела, могла бы заставить их пресмыкаться… Возможно, так и следовало поступить.
– Что насчет боярышника? – тихо поинтересовалась она. – Кажется, Мэй была очень расстроена из-за него.
Лицо Августы дрогнуло.
– Так и есть. Поэтому я решила, что Мэй лучше не присутствовать при разговоре, ввиду ее… поспешных действий на днях. Но, полагаю, если ты станешь нашей союзницей, то поддержишь нас в стремлении сохранить силу и восстановишь дерево. А мы, разумеется, простим эту оплошность, если ты докажешь свою готовность помочь.
– Ты не можешь им доверять, – сказала Джунипер, прищурив глаза.
Августа перевела на нее взгляд.
– Давай будем цивилизованными, Июнь.
– Я и веду себя цивилизованно, Август.
Харпер не знала, что им сказать. Одно было известно наверняка: она не хотела, чтобы Четверка Дорог испортила ее так же, как, очевидно, испортила их. Этот город превратил ее отца в чудовище, а родителей ее друзей – в мелочных и злобных людей.
Как бы ни хотелось верить в обратное, Харпер боялась, что для этого уже слишком поздно. Она напала на Готорнов. Отдалилась от семьи. А сейчас сидела на распутье и не могла обрести голос, в то время как все остальные говорили все громче и вспыльчивее.
– Мама, – многозначительно обратился Джастин. – Ты обещала сохранять спокойствие.
Августа стрельнула в него сердитым взглядом.
– Не провоцируй меня.
– Ты тоже меня не слушаешь, мам, – тихо сказала Вайолет. – Мы пытаемся предотвратить войну, а не начать ее.
– Мы всегда воевали друг с другом, Вайолет. – Джунипер с грустью смерила Августу взглядом. – Наши силы не предназначены для того, чтобы ими делиться.
Вайолет застонала.
– Вы упускаете суть!
– И в чем же суть? – спросила Августа. – В том, что вы укрывали у себя беглянку?
Вайолет и глазом не моргнула.
– В том, что вы врали всему городу?
– Хватит!
Голос раздался откуда-то глубоко изнутри нее – из того же места, в котором крылась ее сила; из того же места, которое помогало ей просыпаться каждый день до зари, чтобы потренироваться с мечом; из того же места, которое позволило ей провести четыре дня в Серости и выжить.
Все замолкли на полуслове и посмотрели на нее. Харпер отодвинула стул и встала с колотящимся в груди сердцем.
Теперь она знала, чего хочет: того же, что и до возвращения своей силы. До того, как отец впутал ее в свой безрассудный замысел. До того, как Джастин Готорн вновь просочился в ее жизнь.
Она хотела уехать из этого города и никогда не оглядываться.
Но сбежать не так-то просто. Ее родные: Сет и Митси, Бретт и Нора, малыш Олли – все они заслуживали расти в безопасности. Ее долг – обеспечить эту безопасность в городе, сделать так, чтобы он никогда не навредил ее семье, как навредил ей. Если Харпер покинет Четверку Дорог, закончив все начатое, у нее не будет причин возвращаться.
– Я выбираю вас обеих, – спокойно сказала Харпер. – И ни одну из вас. Шериф Готорн, я хочу учиться. Вы забрали мои воспоминания и отправили меня в Серость, потому что знали, что я могущественна. Так научите меня использовать эту силу. Но знайте: я сделаю это ради города, а не вас. И, Джунипер, если вы согласны, я бы хотела продолжить жить в вашем доме и тренироваться с вами. Вам обеим есть чему меня научить, и у вас обеих есть причины меня использовать. А значит, я могу использовать вас в ответ. Я хочу помочь обезопасить Четверку Дорог. Хочу исправить то, что сделала с боярышником. Но бороться я буду не ради вас – а ради себя.
Женщины хмуро переглянулись, но Харпер было плевать на их мнение. Ей было важно, что Вайолет слабо кивнула ей с другой части стола. Ей была важна незаметная улыбка, расплывшаяся на лице Джастина, словно тайна, которую не стоит произносить вслух.