– Я думаю, – начал Джастин, безуспешно пытаясь скрыть свою радость, – Харпер отлично изложила суть.
– Согласна, – кратко добавила Вайолет.
Уголки губ Джунипер дрогнули.
– Полагаю, это твой выбор.
Августа сжала губы в тонкую линию, но Джастин толкнул ее локтем.
– Ладно.
Джастин повел свою мать к выходу из особняка Сондерсов, и по телу Харпер прокатилась волна ликования.
Эзра Бишоп ничуть не изменился за те семь лет, что Мэй его не видела. Все те же седеющие светлые волосы, слегка вьющиеся у ушей. Все та же небольшая щетина на скулах. Все то же вытянутое, угловатое лицо. Он пристально рассматривал ее через очки в тонкой оправе, словно загадку, которую нужно решить.
Они обменялись неловким приветствием у входа в ресторан – пиццерию в тридцати минутах езды от Четверки Дорог, которую выбрала Мэй, чтобы никто их не узнал. С тех пор попытки вести светскую беседу свелись к неловкому молчанию. Мэй помешивала в кофе сахар, который высыпала с излишком, а Эзра просто наблюдал за ней. Она сама не знала, чего они ждали, и с каждой секундой все больше сомневалась, не было ли это глупой затеей.
– Признаться, я не знаю, с чего начать, – наконец сказал Эзра, сидя напротив нее за столом с красно-белой клетчатой скатертью. – Я не был уверен, увидимся ли мы когда-нибудь снова.
Слова были произнесены непринужденно, но Мэй услышала в них нотки отчаяния.
– Забавно. В нашу прошлую встречу ты обещал мне вернуться.
Он скривился.
– Знаю. И заверяю тебя, я планировал сдержать обещание.
– Так что изменилось?
Он обхватил своей крупной ладонью кофейную чашку. Вид у него был смущенным.
– Мне сказали, что мое возвращение нежеланно.
Мэй не нужно было спрашивать, кто ему такое сказал.
– Ну разумеется! – резко воскликнула она. – Только с какой стати ты ей поверил?
Слова прозвучали слишком громко в пустом ресторане. Единственные другие посетители – пожилая пара в одинаковых бейсболках – оглянулись на них.
– Вы с Джастином были маленькими, когда я ушел, – ответил Эзра, понижая голос. – Это решение принесло мне много боли, но когда я был с твоей мамой, мы пробуждали худшее друг в друге. Мне показалось, что наше поведение только вредит вам. Поэтому с годами я убедил себя, что для всех будет лучше, если я оставлю вас троих в покое.
– То есть ты сдался, – сухо сказала Мэй. Не такого отца она помнила – этого грустного, тихого мужчину, который смотрел на нее со стыдом в глазах.
– Да, – он тяжело вздохнул. – Полагаю, что так.
Мэй такого не ожидала, но, как ни странно, в этом был смысл. Эзра уехал из города навсегда, потому что Августа наконец прогнала его. Но она совершила большую ошибку: не задумалась, как к этому отнесется дочь и чего она захочет.
Мэй потянулась в сумочку и достала свою единственную фотографию с отцом, которую хранила в коробке. На ней ей было четыре или пять лет – маленькая девочка в розовом комбинезоне и с беззубой улыбкой. Эзра поднимал ее за талию в воздух, чтобы она могла ухватиться за нижние ветки боярышника.
Мэй положила фотографию на стол и постучала пальцем по улыбающемуся лицу отца.
– Может, ты и сдался. Но я – нет.
На секунду воцарилась тишина. Пока Эзра смотрел на фотографию, Мэй не осмеливалась даже дышать, не осмеливалась надеяться. Затем он сверкнул знакомой улыбкой, которую она уже почти забыла, – широкой, во все зубы, с ямочкой на щеке, как у Джастина.
Эта улыбка дала понять, что мужчина, которого она искала, по-прежнему был где-то там.
– Ты сказала, что тебе нужна моя помощь, – медленно произнес он, и Мэй кивнула, в груди стало тепло от надежды.
Она связалась с Эзрой не просто потому, что хотела воссоединения. Он был аспирантом в Сиракузском университете и занимался исследованиями для диссертации о местных теологических движениях, когда повстречал студентку Августу Готорн. Мэй не знала, как ему удалось выудить из матери правду о Четверке Дорог, – только то, что город захватил его не меньше, чем основателей. Одно из ее самых ярких детских воспоминаний было о том, как Эзра годами пытался каталогизировать архив основателей в ратуше.
– Не знаю, забросил ли ты свое исследование после отъезда, но в Четверке Дорог происходит что-то опасное. И если ты готов принять на себя мамину ярость, думаю, ты можешь помочь мне предотвратить катастрофу.
Эзра подался вперед и внимательно выслушал рассказ о гнили и ее странном виде, как она исчезла, и как Мэй настроилась докопаться до истины. Его глаза загорелись от любопытства.
– Я знаю, что ты боишься возвращаться, – закончила она. – Но мне действительно нужна помощь. Что скажешь?