— Шелли, ради Бога…— начал я.
Кот оставался на месте, рыча и царапая когтями обивку сиденья. Я двинулся к нему, но он только зафыркал сильнее и замяукал тем самым дурным голосом, который заставляет людей вскакивать посреди ночи и швырять в окно свой левый ботинок.
Я навернул на банку жестяную крышку. Тут же шерсть кота опустилась, и он начал расслабляться. Он смотрел на меня подозрительно, с таким видом, какой умеют напускать на себя кошки, чтобы заставить человека почувствовать вину за пережитое ими огорчение и перенесенные неудобства.
Нахмурившись, я посмотрел на него, затем на банку. Вроде простая вода, а так свела кота с ума. Может быть, Элисон была права и вода действительно пахла рыбой или чем-то вроде этого. Ведь и я, и Джимми любили иногда выкурить сигару, и, может быть, это притупило наше обоняние. Но ведь Шелли не сходил с ума по рыбе. Дело в том, что его любимым блюдом были остатки пиццы, и я сомневался, чтобы что— нибудь еще могло заставить его выкидывать такие номера.
Я выбрался из машины, закрыл ее, снял крышку с банки и понюхал воду еще раз. Приходилось признать: чувствовался какой-то слабый запах, какой-то холодный, тягучий аромат, больше металлический, чем рыбный. Было впечатление какого-то странного открытия, как будто я прикоснулся к чему-то враждебному, и посреди Нью-Милфорда я вдруг почувствовал себя необычно одиноко. За эстрадой играли с мячом дети, и мне это показалось ужасно тоскливым, их смех был похож на крики птиц.
Я пересек лужайку и поднялся по ступеням, ведущим ко входу в Нью-Милфордский отдел здравоохранения. В окнах на втором этаже еще горел свет, и я рассудил, что Дэн Керк с помощниками сегодня работают допоздна. Я вошел через высокие черные двери и направился по широкой старомодной лестнице на второй этаж. Помещение было ярко освещено флюоресцентными лампами и выкрашено в занудный зеленый цвет. Я подошел к двери с табличкой «Отдел здравоохранения, посторонним вход воспрещен» и открыл ее.
Миссис Вордел сидела за своим столом в передней части помещения; казалось, ее лицо состоит сплошь из очков с поднятыми кверху уголками оправы и губной помады.
— Привет, Мейсон, — сказала она. — Что это тебя сюда принесло?
Я поднял банку с водой.
— Колодцы отравлены, — сказал я голосом героя мелодрамы. — Дэн здесь или улизнул пораньше?
— Улизнул пораньше? Шутишь? Дэн считает, что уходить на рассвете называется улизнуть пораньше. Они разбираются с каким-то заболеванием у свиней в Шермане.
— Я могу войти? — спросил я у нее.
Я постучался и прошел прямо в лабораторию Дэна Керка. Он был там и сидел на лакированной рабочей скамье, что-то высматривая в микроскоп. Он был молод, но необычайно лыс, и в белом халате походил в лучшем случае на сумасшедшего профессора, а в худшем — на вареное яйцо. Я заметил там Рету Воррен, а это всегда было для меня хорошей новостью. Она была помощницей Дэна, и это было ее первое место после окончания Принстонского биологического колледжа. Из всей студенческой шатии-братии она была самой соблазнительной. У нее были длинные белокурые с темноватым оттенком волосы, широко посаженные карие глаза и фигурка, которую явно не следовало скрывать накрахмаленным лабораторным халатом.
Я помахал ей более чем дружественно и прошел через всю лабораторию, чтобы поговорить с Дэном.
— Второе пришествие водопроводчика, — сказал я и поставил на стол банку.
Дэн оторвался от микроскопа и злобно взглянул на него, прежде чем посмотрел на меня.
— Звезды говорят мне, что неделя будет дурной, — поведал он мне.
— Что ж такого дурного? Это просто подкрашенная вода, скорее всего, загрязненная. Проверь-ка ее.
Он приподнял банку и уставился на нее выпуклыми близорукими глазами.
— Где взял? — спросил он наконец.
— В доме Джимми Бодина. Говорит, вода идет подкрашенная уже два или три дня. Элисон Бодин готова поклясться, что она пахнет рыбой, и Шелли, похоже, тоже так думает.
— Шелли? Твой кот Шелли?
— Точно. Когда я снял крышку, он буквально взбесился. Когда я закрыл банку, он вернулся в свое обычное состояние абсолютного безделья и лени.
Дэн выключил яркий свет над микроскопом и потер глаза.
— Как ты думаешь, Шелли согласился бы поработать у нас? Мне нужен помощник с хорошим нюхом.
— Я серьезно, Дэн. Мне очень нужно, чтобы ты сделал анализ.
Дэн Керк устало улыбнулся и покачал головой.
— Ты же знаешь, что мне некуда деваться. Если хочешь, сделаем прямо сейчас. На сегодня с меня хватит свиной лихорадки.
— Дело плохо?
— Хуже некуда. Бедняге старику Иену Фолларду пришлось перерезать всех свиней на ферме. Запах горелого бекона чувствуется даже в Роксбери.
Я достал платок и высморкался. Это был результат того, что я вошел в перегретую лабораторию с холодной улицы. Пока Дэн занимался центрифугой, я смотрел на Рету поверх платка и поминутно моргал. Это не было очень уж романтично, но я считаю, что надо использовать каждую маленькую возможность.
— Ты мне ничего не скажешь об этой пробе? — спросил Дэн, включая лампы вокруг центрифуги, выкрашенной в серый цвет. — Из какого крана брали воду? Какие-нибудь особенности?
— Прямо из крана на кухне. Джимми говорит, что то же самое идет изо всех кранов.
Дэн снял крышку и понюхал. Подождал, обдумывая то, что почувствовал, понюхал снова.
— Может быть, Шелли был прав, — сказал он мне.
— По-твоему, пахнет рыбой?
— Можно сказать, что рыбой.
— А как еще можно сказать? Черепаховым супом?
Дэн опустил палец в воду, а затем облизал его. Нахмурившись, он проделал то же самое еще раз.
— Определенно, вкус необычный, да и запах тоже. Сложно сказать. На вкус не похоже на обычные соли или минералы, которые распространены здесь. Не похоже и на калий или марганец.
Он оторвал кусочек лакмусовой бумаги и погрузил его в воду. Промокнув, бумага сначала стала фиолетовой, а затем покраснела.
— Так, — сказал Дэн. — Это указывает на присутствие кислот.
— Каких кислот?
— Не знаю. Придется провести полный анализ. Начнем с центрифуги и посмотрим, можно ли выделить какие-нибудь твердые вещества. Ты видел какой-нибудь осадок в раковине у Бодинов или на посуде?
— Никакого осадка. Не забывай, это длится два-три дня — маловато для каких-либо следов или пятен.
Дэн устало помассировал шею.
— Я просто уже заработался. Полночи проверял эти чертовы удобрения.
Рета прошла через лабораторию с охапкой записей и отчетов. Вблизи она была красива странноватой красотой. Нос у нее был коротковат, а губы широковаты, но недостаток симметрии с лихвой возмещался заразительными улыбкой и смехом.
— Я люблю людей, у которых на первом месте работа, — сказала она притворно серьезным голосом, будто представляла нас к награде. — Это говорит об ответственной, высокоморальной натуре.
— Это обо мне, — откликнулся я. — Сначала трубы, потом удовольствия.
Дэн закончил с центрифугой и понес воду к спектроскопу. Он работал медленно и тщательно, и я знал, что прежде чем он закончит анализ, пройдет три-четыре часа. Когда электронные часы на стене лаборатории показывали половину восьмого, мой первоначальный энтузиазм начал затухать и я заскучал и проголодался; больше же всего мне хотелось пива.
На улице было так темно, что я видел свое размытое отражение, сидящее на лабораторном стуле и опирающееся подбородком на кулак.
Рета почти завершила уборку и мытье пробирок и пипеток, и я догадался, что на сегодня ее работа закончена.
— И такой девушке, как ты, нравится эта работа? — спросил я ее, когда она отложила в сторону шланг. — Занялась бы лучше чем-нибудь поинтереснее, например, танцами. С твоей внешностью ты могла бы работать в «Плейбое».
— Поверь мне, — сказала Рета, закрывая стенной шкаф, — анализировать пробы свиной лихорадки чертовски интересно, интереснее, чем подавать коктейль таким развратникам, как ты.