– Заткнитесь наконец, и перестаньте его перебивать! – потребовала Тереза.
– Я не смог ему ничего ответить, – продолжил Франек. – А зачем он приехал – понятия не имею. Чужой человек, имени не знаю, был летом прошлого года и спрашивал про семью дяди, Франтишека Влукневского. То есть, про вас. Я знал, что дядя умер. В сорок седьмом отец получил телеграмму. Кажется, послал кто-то из вас.
– Мамуся послала, – перебила моя мамуся.
– Откуда, не помню – по-моему, не из Варшавы...
– Из Тарчина, – снова вмешалась моя мамуся. – Мы тогда были в Бытоме, а мама, папа и Тереза жили в Тарчине...
– Да заткнись же! – взорвалась Тереза.
– Что тебе надо? Я сразу рассказываю ему то, чего он не знает...
– Можешь и потом рассказать. Он же не хочет узнать это сразу!
– А откуда ты знаешь, что он не хочет?
– Заткнись же! О, господи!!!
– Рассказывай дальше, не обращай на них внимания, – посоветовала Люцина. – Они обе чокнутые. Ну, так что? Что он хотел знать?
– Все. Спрашивал, что вы делаете, как живете, а главное – хотел получить адреса. По-моему, он украл телеграмму о смерти дяди, потому что больше я ее не видел. Он говорил, что знал вас до войны, но, по-моему, врал, потому что не знал, сколько вас, и спрашивал, сколько детей у дяди. Он выкручивался, говорил, что знал до войны и дядю и тетю, когда они жили в Варшаве на улице... Сейчас... Кажется, Согласия...
– Сколько ему было лет? – на этот раз перебила Люцина.
– А я знаю? Где-то от сорока до сорока пяти.
– Это обманщик, – вынесла приговор моя мамуся. – На Согласия мы жили пятьдесят лет назад. Не думаю, чтобы он нас знал до того, как родился.
– Мне так и показалось, что до войны он был слишком молод, чтобы кого-то знать и помнить. Скорее всего, притворялся. Больше я ему ничего не сказал. То есть, да. Сначала, когда он спрашивал, откуда семья тетушки, я сказал, что из Тоньчи, больше – ничего, не понравился он мне.
– А как его зовут, он сказал? Представился?
– Что-то бормотал под нос, но я не расслышал. Если честно, я на него не обратил внимания, у меня как раз корова телилась и сенокос начинался. Я про него сразу забыл и вспомнил только тогда, когда нашли этот труп. Вы знаете, что у него были ваши адреса?
Мы попробовали ответить одновременно, причем все по-разному. Моя мамуся выразила общую обиду, Люцина попыталась вычислить промежуток времени, между визитом этого обманщика и появлением трупа, Тереза потребовала его описания, я, в свою очередь, попробовала узнать, рассказал ли Франек про него милиции, и как она к этому отнеслась. Тетя Ядя отказалась от гимнастических упражнений под стенами и уселась к столу:
– Пленка кончилась, – сообщила она. – Но у меня есть еще. Вы понимаете, когда они говорят все вместе?
Франек демонстрировал ангельское терпение:
– Понимать-то понимаю, но не успеваю отвечать...
– Слушайте, спрашивайте его как-нибудь по очереди, мне тоже интересно, что все это значит. Так это был другой? То есть, тот труп и тот человек, который сюда приходил – это одно и то же лицо?
К счастью, ответ на этот вопрос хотели услышать все, и Франек наконец-то получил право голоса. Он энергично помотал головой:
– Что вы, совсем другой. Покойник был намного младше и вообще некрасивый. Милиции я про того не рассказывал, сначала забыл, потом огород копал – времени не было, а потом было неудобно. Какая-то подозрительная история...
– Я наконец узнаю, как он выглядел? – разнервничалась Тереза.
– Кто как выглядел? Покойник или тот, что тут был?
– Тот, что тут был! Я уже целый час спрашиваю!
Франек задумался.
– Как выглядел? Знаете, описать трудно. Обыкновенно выглядел, ничего особенного. Городской, одет хорошо, никаких там джинсов или ветровок – костюм, рубашка, галстук... Не лысый, не лохматый, кажется, как-то гладко причесанный. Ниже меня, но потолще, такой весь крепкий, рот широкий, нос тоже. Мне показалось, что его как будто корова облизала...
Тереза внезапно кивнула головой.
– Нос чуть приплюснутый? Большой, но не торчит, такой нависший над губой? Брови гладкие и широкие и морда красная?
– Хоть рисуй! А что? Вы его видели?
Тереза посмотрела на нас с выражением ужаса, смешанного с удовлетворением.
– Это он. – Произнесла она торжественно. – Он был у меня в Гамильтоне! Потом приезжал почти осенью, когда я вернулась с озера. Как это вам нравится?
Мы довольно тупо глазели на нее, лишившись творческих мыслей. Понять как это нам нравится, было нелегко.
– Вот поэтому милиции трудно ловить преступников, – упрекнула я их. – Все скрывают правду. Ни Тереза, ни Франек не сказали про этого мужика ни единого слова. Если бы они все рассказали, убийца бы уже давно сидел в тюрьме, и все стало бы ясно. А так что? Милиция халтурит. Показатели падают.
– Где уж там! – фыркнула Люцина. – Говно бы сидело... Я, извините, хочу сказать, много бы это им дало? Парень, как видно, может свободно путешествовать, вот он и смылся в Канаду. Говорите ка поточнее, что когда случилось. Когда он был здесь, когда в Канаде и когда нашли труп?
Тереза и Франек послушно начали считать, у них получилось, что в Воле этот разбойник появился 12 июля, первый визит Терезе нанес 10 сентября, а труп нашли 17 октября. Короче говоря, труп можно было бы считать эффектом бурного празднования именин часто встречающихся в стране Терез и Ядвиг, если бы не имущество покойника. В любом случае, облизанный коровьим языком обманщик мог быть убийцей. Между 10 сентября и 17 октября он успел бы проехать не только от Канады до Польши, но и вокруг света. Но, точно так же, он мог находиться и в любом другом месте.
– Все равно, надо было о нем рассказать, – сказала я упрямо.
– Отстань, – твердо отрезала Тереза. – Что дальше?
– Ты говорил, что их было больше, – напомнила Люцина. – Кто-то еще про нас спрашивал?
– Ах, да. В прошлом году, весной. Я садил картошку, у меня свиньи поросились, времени опять не было, но этого я хорошо запомнил. Он был посимпатичнее. Молодой, лет двадцати пяти, не больше, худой такой, высокий, выше меня, они теперь все так растут...
– Болезненно худой? – неизвестно почему заинтересовалась Люцина.
– Зачем тебе здоровье какого-то бандита? – огорчилась моя мамуся.
– Это был не бандит, – запротестовал Франек. – Он представился и имя громко сказал, что-то от ольхи, Ольшинский или Ольшевский, что-то такое. Нет, не болезненно, просто худой. Выглядел здоровым. Он был симпатичный, но уж слишком таинственный. Спрашивал о том же – про дядю Франека и его потомков. Он сказал, что есть одно дело, которое тянется уже бог знает сколько лет, его обязательно надо закончить, а без вас он не справится...
– Что за дело? – подозрительно прервала его моя мамуся.
– Понятия не имею, какое-то очень старое.
– Прадед в царском войске получил попону, пропил ее, а теперь нам придется за нее платить, – предположила я.
– Я платить не буду, – быстро и решительно открестилась моя мамуся.
– Ты что, про попону он бы спросил у Франека, – запротестовала Люцина. – Наверное, какие-то осложнения с наследством от дедушки Витольда. Мы с этим не имеем ничего общего.
– Он, собственно, больше интересовался теткой Полиной, чем дядей Франеком, – сказал Франек. – Много я ему рассказать не смог, тем более, что телеграмма о смерти дяди тогда уже пропала. Я поискал в бумагах и нашел какое-то довоенное или военное письмо, где был адрес в Варшаве, на Хмельной. Он взял этот адрес. И еще он спрашивал разные вещи, почти о всей семье, я даже удивился, откуда он столько знает. Ну, я и подумал, что в конце концов и вы заявитесь...
– Сейчас, подождите, – вмешалась тетя Ядя. – Если у покойника были эти адреса, то вы могли их у него взять! То есть, я имею ввиду, что вы уже знали... То есть, милиция знала и могла вам сказать...
– Вот именно, – поддержала я ее. – И ты бы знал, где нас искать.
Франек слегка смутился.
– Я их и не видел. Они были записаны на бумажке, а бумажку никому не показывали. Я мог спросить, но было как-то ни к чему, потому что я тогда забыл про того типа... И вообще, с милицией лучше не связываться. По-моему, это какое-то семейное дело, только немного подозрительное...