Однажды в ауле остановился управитель Казбецкой волости — Мухан. Он был редким гостем. Казбецкая волость находилась восточнее тайсойганских песков, и управитель бывал в Саркуле раз или два в год, проездом в Гурьев или Уральск. На этот раз он возвращался из уездного центра. И знаменитый скакун Мухана по кличке Аккус[35], охромевший на правую ногу, шел на поводу. В юрте Мухан, сокрушаясь, рассказал Адайбеку о том, что уездному начальнику захотелось проехаться на прославленном скакуне. Скрепя сердце он уступил капризу начальства и поплатился: Аккус сбил ногу на булыжнике.
Адайбек, желая угодить знатному гостю, тут же послал в степь за Толепом. Старый табунщик приехал с сыновьями. Он прощупал пальцами опухшую ступню коня, расспросил, сколько дней они были в пути, по какой дороге ехали до Саркуля.
— Поставишь коня на ноги — подарю тебе дойную корову, — пообещал хвастливо управитель.
— Работа стоит дойной коровы, — вежливо возразил Толеп молодому управителю. — Лечение потребует дней двадцать — двадцать пять… А может, и месяц.
— Только вылечи. Кроме платы, получишь и подарок. — Мухан завертел маленькой птичьей головой.
И тут Толеп устроил сыновьям настоящий экзамен. Заставил их при всех сказать свое мнение. Амир предложил испытанный, самый распространенный способ — разогреть коня и, сделав надрез на щиколотке, выпустить собравшуюся кровь. Махамбет высказался против подобной спешки.
— Надо попробовать разогнать кровь, — сказал он, — Что, если несколько раз заставить коня пропотеть и каждый раз выстаивать его?
Толеп покачал головой.
— Это ведь не отек, который появляется от перегрузки или неправильной выстойки. Здесь поврежден со-колец.
— Ну и что? — воскликнул Амир. — Результат ведь один — разрыв жилы: соколец ли или какая другая жила…
— И накопившуюся кровь надо выпустить, — поддержал его Махамбет.
— Но не так, как вы предлагаете. Всякое насилие тут вредно. А как же? Конь что и человек… Опухоль как раз и появилась от насилия. Нога, должно быть, подвернулась на камнях, — старик присел на корточки, еще раз прощупал пальцами щиколотку коня. — Бедный Аккус. Надсадить такого тулпара!..
— Что же ты предлагаешь, аксакал? — не выдержал Мухан. — Цену набиваешь?
Старик отвязал белого скакуна и молча выбрался из круга. Привел его на ровное, чистое место за аулом, потрепал ладонью по высокой холке.
— Амир, вбей здесь кол, — распорядился он. — А ты, Махамбет, принеси из дома лопату, тряпку и пригоршню проса.
Юноши быстро выполнили распоряжения отца. Толеп привязал коня и копнул землю лопатой. Потом расстелил тряпку и, тщательно размельчив землю, ровным слоем, в два пальца толщиной, насыпал ее на материю. Обильно окропил все водой, густо утопил во влажной земле зерна и стал накладывать повязку на больную ногу коня.
Люди молча наблюдали за стариком.
— Мухан, надо сделать навес. — Толеп поднял вдруг потное лицо. — Солнце, сам видишь, печет немилосердно. И потом его надо кормить и поить. А как же?.. Будет на привязи… Когда приедешь за конем — приведи корову… — Он снова отвернулся и стал наматывать поверх повязки другую тряпку.
За обедом старик разговорился:
— Лет десять назад дед лечил так в Тайсойгане одного скакуна… Щиколотка будет потеть, взопреет, разогреется и вытянет на себя ростки. А ростки — это жизнь. Тут большой смысл, джигиты… Конь и не почувствует, как ростки проса пробьют кожу и пойдет кровь. Нож бы тут только навредил…
Через месяц старик сам проехал первым на Аккусе. Конь ступал без малейшего признака хромоты. Только после этого случая Адайбек наконец разрешил Толепу взять сыновей себе в напарники.
И в скором времени в табунах Адайбека не осталось коня, способного сбросить с себя Амира или Махамбета, если бы кто-нибудь из них взялся приучить животное к езде под седлом. Многие силачи в округе стали посматривать на них с опаской. И верно, день от дня юноши все больше затмевали их. Выдумкам друзей, казалось, не будет конца. Даже клеймение и стрижку коней весной они превратили в захватывающее зрелище.
Весь аул — от мала до велика — высыпал в тот день на улицу.
Буланый трехлетка, впервые попавший в петлю курука, метался по кругу, задыхаясь и храпя. Это был прекрасный конь с крепкими стройными ногами и длинной шеей. Он яростно взвивался на дыбы и тут же от рывка аркана падал на передние ноги, и снова вскакивал, поражая людей благородством линий и статью. Амир и Махамбет, перехватывая волосяной аркан, шаг за шагом подбирались к коню. Все туже затягивалась петля на шее буланого. Наконец он перестал скакать. Упираясь изо всех сил, конь смотрел на джигитов расширившимися от страха глазами, и бока его дрожали от неимоверного напряжения.
На расстоянии прыжка вперед осторожно выдвинулся Махамбет. Ноги джигитов теперь медленно скользили, почти не отрываясь от земли.
Кто-то в толпе выдавил шепотом:
— Вот сейчас… Сейчас!
— Тише! — тут же пресекли его. — Нельзя под руку!
Буланый конь, хрипя и роняя пену с губ, задирал голову все выше. Махамбет подошел почти вплотную, когда Амир кошкой бросился к коню и обхватил его заднюю ногу. Раздалось сдавленное ржание, буланый рванулся, но не смог тронуться с места.
Через минуту остриженный конь, с невысоким гребнем гривы и укороченным хвостом, с клеймом на бедре, ошарашенно врезался в табун.
Люди ожесточенно заспорили:
— У Амира руки что тиски, — восхищались одни.
Другие, наоборот, осуждали:
— Зря рискует. Так недолго и до беды…
— А вы попробуйте проделать это сами! Из таких джигитов и вырастают батыры!
— Без Махамбета бы ничего не получилось, — судачили третьи. — Главное — Махамбет…
— Верно. Тут без точности и спокойствия Махамбета не обойтись.
И все постепенно приходили к мнению, что не будь одного из друзей, то и второй, выбери ему в напарники хоть самого что ни на есть лучшего джигита Саркуля, не пошел бы на такой риск.
Потом люди опять замолчали, следя за джигитами. Очередной конь бился в могучих руках Амира и Махамбета, и девушки в страхе отводили глаза.
Такими и остались джигиты в памяти девушек, сильными и торжествующими, когда они были братьями и держались друг с другом вместе. И спустя много лет, вспоминая свою молодость, уже старухами, они увидят себя рядом с Амиром и Махамбетом и будут считать этот весенний день одним из самых светлых дней своей жизни. И будут хранить воспоминание, как тайну, которая поможет им в дни обиды или одиночества.
А жизнь шла своим чередом. Не успели еще Амир и Махамбет осознать себя взрослыми, как на их плечи легла забота о больной матери и младших братьях: Канате и Нигмете.
Старый Толеп умер смертью табунщика — ранним весенним утром, на руках своих товарищей, в бескрайней степи. Конь упал на камнях, когда Толеп летел во весь опор за табуном, напуганным волками. Табунщик ударился головой. Животное, раздробившее себе переднюю ногу, прирезали на поминки: все равно никто, кроме мертвого теперь Толепа, не смог бы поставить коня на ноги. Сыновьям его было не до этого. Травы в тот год выгорели рано, и Адайбек торопил джигитов с уходом на дальние летние жайляу. Еле дождался сороковины Толепа. О том, что Жамал больна, он и слушать не стал.
А Жамал заметно сдала после смерти мужа. Она ослабела и уже совсем не вставала с постели.