— Можно так же спокойно набирать из ям, — подал голос Кумар. — Дать ей отстояться — и готово на топку.
— Ему еще не попало от женщин — вот он и храбрый.
— Обяжем Сагингали — он возьмется за твое воспитание. Друг он мне или не друг? — Кумар коротко хохотнул. — Санди, ты зачислена в бригаду замерщиц. Я зашел, чтобы показать тебе промысел. Время не терпит.
— Нельзя и подождать? — проворчала Балым. — Мог бы дать человеку немного отдохнуть. Ну, идите, идите. Только не задерживайтесь.
Кумар и Санди направились в рудком.
Работа сама по себе у Санди оказалась несложной, она скоро привыкла, но между нефтесборниками — цистернами, в которые поступала нефть со всех девяти скважин промысла, было по доброй версте, и в буранные дни приходилось нелегко.
Санди замеряла добычу первой смены, заносила данные в потрепанный журнал и, проследив, пет ли утечки нефти в линиях нефтепроводов, докладывала обо всем мастеру. Потом вела подсчет бочек, заполненных нефтью из ям и рвов женщинами, и, закончив на этом свои дела, шла к ремонтникам.
В ремонтной бригаде Сагингали были собраны лучшие специалисты, и многие свободные от смены рабочие приходили к нему подучиться секретам буровой техники. Маленький, худой Сагингали был неутомим. Он восстанавливал уже третью скважину, и вместе с его бригадой степняки теперь проделывали почти все операции. Они возводили ремонтные вышки над забоем, устанавливали на салазки и подтаскивали к ним громоздкие лебедки, извлекали из скважин обсадные трубы, учились их дефек-товать. Разделившись на группы, одни кропотливо изучали моторы и ремонтировали редукторы, другие устанавливали опоры и тянули по ним к скважине полевые тяги.
— Начнем весной бурить новые скважины, и все станет для вас понятным, — объяснял Сагингали во время перекура. — И почему долото должно быть больше диаметра обсадных труб. И как это скручиваются бурильные трубы. И зачем нужны все эти обсадные трубы. А сейчас просто запоминайте.
Он вставал, расхаживал среди железа, все более увлекаясь.
— Эти обсадные трубы не годятся для эксплуатации. Видите, искривились. Англичане не доверяли мне бурение. А теперь другое дело. Семенов обещает достать новую технику. Даст нашей бригаде — развернемся.
— Ну уж тебе — все, — возражал кто-то из «чужой» бригады. — Всем поровну разделят.
Люди смеялись.
Перекур длился недолго. И снова с громкими криками катили старики и юноши толстые бревна, обвязывали их пеньковыми канатами и поднимали вверх на рабочую площадку вышки; стучали молотки; звенели ломы о мерзлую землю. Клубился густо-черный дым костров, у которых время от времени грелись рабочие. С нескончаемым басистым ревом волочили верблюды длинные трубы.
Вид промысла менялся на глазах. В три смены, ни на час не останавливаясь, поднимали желонки из земной глубины драгоценную жидкость, двигатели гудели от перегрузок. Только на двух скважинах первого участка работали компрессорные установки — простые и высокоэффективные, и многие нефтяники с завистью провожали взглядами их хозяев. Компрессоры — не желонки, за которыми следи да следи, не надоевшие всем ведра, вытаскивающие нефть по капле.
Санди с удивлением отмечала, как быстро освоились степняки в новой обстановке. Понемногу и она освободилась от робости, стала чаще интересоваться у Сагингали назначением того или иного механизма. Мастер охотно разъяснял, но старался не допускать ее к тяжелой работе. Потом Санди стала работать с женщинами, которые черпаками снимали нефть с поверхности озера. В сильный ветер нефть у берегов собиралась слоем чуть ли не в два пальца толщиной. Длинная цепочка женщин с коромыслами на плечах тянулась по проторенной в глубоком снегу тропинке к резервуару, куда сливали собранную нефть.
Весна пришла буйная. Солнце быстро прогрело землю. В соленое озеро, которое образовалось от сброса вод, весело журча, устремились ручьи. На склонах холмов зазеленела, закудрявилась весенняя мурава. И неожиданно из поселка, пережившего невиданный голод, на пастбище вышло небольшое стадо овец и коз — тощих, со свалявшейся шерстью.
Кумар теперь руководил строительством котельной, работы было невпроворот, и он редко навещал Санди с ее первенцем Наби. Жумаш по нескольку дней жил в Шенгельды, в семнадцати верстах от поселка, где рыли колодцы и откуда в Макат доставляли воду. Воды в поселке не хватало, и выдавали ее по карточкам. Получилось так, что мирная жизнь разделила однополчан.
Санди после родов пополнела, движения ее стали плавными и мягкими, и лицо молодой матери постоянно светилось радостью. Комнатка ее не пустовала: то и дело забегали соседки. Кумар смущался, когда они между разговорами посматривали на него пытливым взглядом. Особенно он терялся, когда забегала острая на язык Балым.
— Что молчишь, точно воды в рот набрал? — поддевала она джигита. — Может, и вправду говорят, а? Все-таки Жумаш — твой друг… Выдает, наверное, тебе воду без карточек… А когда задымит твоя котельная?
Кумар улыбался и качал головой:
— И как только Сагингали терпит твою болтовню? Но Балым не так-то легко было смутить.
— А когда ты женишься? — начинала она снова, звонко смеясь. — Все выбираешь невесту? Смотри не промахнись…
Лицо джигита заливала краска. После таких слов Балым он подолгу не засиживался. Санди чувствовала себя неловко перед Кумаром. Был он очень худ, с выдающимися острыми скулами и припухшими от огня веками. Ходил все в той же красноармейской форме. Только обносилась уже шинель, полы свисали неровно, стара стала и шапка с алой звездой. Все видели, что парню нужна подруга и никого не существует для него, кроме Санди. А она молила бога, чтобы Кумар не вздумал прислать к ней сватов… Хорошо хоть Балым выручала — сдерживала Кумара.
Наби рос спокойным, и Санди решила пойти в ликбез. Сына не с кем было оставлять, взяла с собой. Лето стояло нежаркое, да и пункт ликбеза находился недалеко от барака.
В домике было многолюдно, шумно. Санди отыскала комнату, где составлялся список обучающихся, приоткрыла дверь и бессильно прислонилась к косяку: за длинным обшарпанным столом в окружении людей сидел Хамза.
Увидев Санди, Хамза вскочил и, радостно улыбаясь, пошел ей навстречу.
— Санди?! Неужели ты? Ты здесь? — удивленно спрашивал он, подходя и обнимая ее.
Из-за слез Санди не могла отвечать, она только кивала головой, прижимая к груди ребенка.
— Это хорошо, хорошо, — повторял Хамза. — Я только сегодня приехал.
— Надолго? — машинально спросила Санди.
— Почти насовсем, — весело ответил Хамза. — Всеобщая трудовая повинность совпала с моей мечтой учительствовать. А где — неважно, ведь правда? А как ты? Сын у тебя? Поздравляю!
— Спасибо, — выдохнула Санди. Брови ее — тонкие и темные — вздрагивали. Санди улыбалась.
— Вот и хорошо! — повторял Хамза, увлекая Санди за руку к столу. — Садись. Работаешь?
— Сейчас нет. Вот! — она приподняла на руках ребенка. — А раньше работала замерщицей.
— Как назвала?
— Наби. Махамбет так хотел…
Оба помолчали. Люди, с улыбкой наблюдавшие за их встречей, тоже притихли. Через неплотно прикрытые двери из коридора доносился приглушенный говор.
— Старика Ашима тоже нет, — заметил Хамза. — Убили зимой. Из-за угла… Да-а… — Он помолчал еще некоторое время и, словно освобождаясь от тяжелых мыслей, встряхнул головой, выпрямился: — А со мной приехал Акжигит. Помнишь певца?
— Конечно! — воскликнула Санди.
— Подъезжаю к Саркулю, вижу — впереди кто-то топает. Оказывается, Акжигит. Только демобилизовался. Забрал с собой в Макат.
— Никогда не думала, что из него выйдет воин: был такой тихоня.
— Товарищ Турлыжанов, все собрались, — сообщил какой-то парень, широко распахивая двери. — Семенов ждет.
— Хорошо! — Хамза встал, одернул хрустящую кожаную тужурку. Стоявшие рядом потянулись к выходу. — Оказывается, наших в Макате много! Кумар, Жумаш… Как они?