Наташа не могла бросить ее одну. Так они и шли вместе: дрожащая бумажная фигурка и Наташа, осторожно подталкивавшая ее к новым комнатам, распахивавшая перед ней новые двери.
Кухня. Прачечная. Кладовка.
Добрались до оранжереи.
– А кстати, какие здесь цветы? – спросила Наташа.
Федосеева встрепенулась:
– Клеродендрум!
– А еще?
– А больше ничего не надо. Волшебно цветет! Будто белое облако с красными огоньками.
Старуха улыбнулась – впервые с момента их встречи.
Наташа незаметно перевела дух. Простые инструменты бывают поразительно эффективны – в этом она не раз убеждалась. «Ты со своими пенсионерами обращаешься как с дебилами, – заметил однажды муж. – Не понимаю, за что тебе деньги платят. За то, что ты с ними вырезаешь звезды из фольги и приклеиваешь пуговицы на бумагу?» – «Вообще-то мы и с акрилом работаем, и с гуашью, и с акварелью», – обиделась Наташа. «Не-не, акрил-фигрил – это прекрасно. Но у вас же уровень детского сада».
«Это очень терапевтично – легальная возможность побыть ребенком».
И вдруг она осознала, что за глуховатая мысль ее царапала.
– Мария Семёновна, та женщина, мошенница, как к вам обращалась?
Федосеева скривилась. Ей не хотелось возвращаться к этой теме.
– Так и обращалась: Мария Семёновна.
– Мария Семёновна… – задумчиво повторила Наташа.
– Ну да, да! – Старуха начала раздражаться. – Все меня так зовут. Что здесь такого?
– Ничего-ничего!
Раздался звонок в дверь.
– Не уходите! – испугалась Федосеева. – Вдруг это они!
– Кто?
– Воры!
Наташа озадаченно свела брови:
– А что, у вас еще полмиллиона припрятано?
Старуха отшатнулась и вдруг хмыкнула:
– Ну, Наталья Леонидовна! Жестоко с вашей стороны!
Но здравый смысл к ней вернулся. Ворча и шаркая, Федосеева направилась к двери.
Пришли ее дочери.
Татьяна поставила кожаную сумку на стул, с видимым облегчением сбросила туфли.
– Ты прямо как министр с портфелем! – Федосеева поджала губы. – Сумочка должна быть женственная, маленькая!
– Мама, у меня документов – три кило. Ну какая маленькая сумочка!
– В этом году в моде торбы! – вмешалась ее сестра. – Я свяжу тебе, Таня! Такую же, как у меня. Ой, здравствуйте, а вы Наталья Леонидовна, я знаю, вы в досуговом центре работаете, связать для вас торбу? Я вам свою покажу.
Она предъявила Наташе сумку. Это было кривое и косое изделие из ядовито-зеленой пряжи, напоминавшее раздувшуюся мочалку-утопленницу.
– Шик-блеск, писк сезона!
– Оригинальная вещь, – согласилась Наташа, украдкой рассматривая младшую дочь Федосеевой.
– Наталья Леонидовна, а мы вас сейчас супом накормим. – Татьяна ободряюще ей улыбнулась. – Уважаете ли вы суточные щи?
У Наташи засосало под ложечкой. Весь ее организм, не евший с утра, вдруг со страшной силой зауважал суточные щи.
Она не успела ответить: Татьяна исчезла на кухне. Казалось, прошло не больше минуты – и тарелка уже стояла перед Наташей. Ложка, салфетка, сметана, хлеб – Татьяна накрыла на стол сноровисто и быстро.
– Мама, поешь? Я на тебя тоже разогрела.
– Конечно, разогрела, – буркнула Мария Семёновна. – Разве я на кухне хозяйка? Какое там! Настоящая хозяйка явилась.
– Мама! – укоризненно воззвала Таня.
– Мамочка, ну правда, надо покушать. – Алина прижалась к матери, заглядывая в лицо. Старуха расцвела в улыбке. – Иначе ты исхудаешь и будешь скелет. А ты у нас такая красавица, такая пусечка… Покушай. А я пока тебе карты разложу!
– Не хочу я твоих карт!
– Люди за гадания деньги платят, а у тебя дочь – бесплатный таролог. Карты – это путь в неизведанное!
– Таролог-таролог, дай воды напиться, – попросила Татьяна. – В смысле – морс принеси из кухни.
Алина легко отмахнулась от нее. Было в ее движениях, жестах что-то русалочье, какая-то вялая, тягучая медлительность, и даже рукой она сделала долгое «отстаааааань». И сама она была белая, длинная, будто бескостная. Бледно-голубые глаза навыкате, как у окуня. А вот коротко стриженная шевелюра горела пламенем иранской хны, и этот пожар показался Наташе странно неуместен в сочетании с общей рыбьей природой Алины.
Морс принесла сама Татьяна. Наташа уже доедала щи, орудуя ложкой так живо, будто поленья в топку метала. Ей стало совестно. Вокруг нее шла обыденная чужая жизнь: споры, разговоры, какие-то давние счеты… Ей здесь не было места. Но вот она сидит и уплетает чужую еду, непонятно на каком основании.