Левзея смутилась и уткнулась лбом в сложенные ладошки.
- Всё-то я невпопад говорю и думаю, - шепнула она, но стражник услышал.
- Пошутил я. Ты мне и правда, вроде как жизнь тогда спасла, ну так я тебя отблагодарить должен. Выведу тебя отсюда, чтоб не попалась стражам. И мы квиты. Больше не должен буду. Уговор?
- Уговор.
- Вылезай теперь. Страсть как хочу с хозяйкой побеседовать. Да оденься, нечего народ пугать, - Ветер поднялся, отряхнул штаны и зашагал к корчме.
- Что ты видел? – спросила у Ветра Рябина, едва они расселись за столом.
- Так… разное, - стражу очень не хотелось пугать кикимору своим рассказом. – Незнакомое место, жарко и пыльно… и она была там, - Ветер кивнул на Левзею, сидевшую напротив него.
Болотница поглубже натянула капюшон плаща, которым накрыл её Рыж, в попытке спрятать от случайных взглядов засидевшихся посетителей.
- О чем это вы? – вклинился Рыж в разговор.
- У твоего друга случилось видение во время нашего небольшого … представления, - охотно пояснила Рябина, – что лишний раз подтверждает мою догадку.
Все молча уставились на лесавку, ожидая продолжения. Она широко улыбнулась, взмахнула руками, позванивая обручьями, и принялась рассказывать.
- Как-то утром, в месяц изок или червен, запамятовала в который, я возвращалась от родни. Ворота отпирают рано, и я не спешила, надеясь, что не застану толпу. Что ж, тем больше я удивилась, когда у ворот сгрудилась в круг целая орава. Они словно хоровод водить надумали. Подошла я ближе, а там, в центре хоровода стояла плетеная корзинка, а в ней спал младенец, которому не было дела до всей этой галдящей ватаги. Я послушала немного разговоры, и оказалось, что корзина уже стояла у ворот, когда пришли первые путники, а пришли они затемно. Младенчик оказался прехорошеньким светлоглазым мальчишкой, месяцев пяти от роду, но к себе забрать его никто не решался – мало ли, чудо-юдо какое. Я тогда вызвалась помочь Некрасу, стражнику, что нашёл мальчика, пристроить найденыша. До вечера беднягу так и таскали в корзине от двора ко двору, а он стойко терпел, пока голод не взял своё. Ох, и знатно же орал малец, весь детинец слышал, не иначе. Признаюсь, моё сердце дрогнуло, когда я взяла его на руки, в нём так ясно и чисто ощущалась колдовская сила, что мне захотелось оставить его себе. С такими мыслями я и сидела на берегу с вопящим на всю округу младенцем. На его счастье мимо шла женщина с таким же пухлощеким крикуном на руках. Она тащила корзину с затона, где все бабы стирают, устала и присела отдохнуть со мной рядом. Мы разговорились, я поведала ей историю найденыша, и сердце у этой доброй женщины дрогнуло, забрала она мальчика к себе. Сказала, где один рот, там и два, а будет ее сыну товарищ по играм.
Помню, у неё были волосы рыжие, на солнце огнём горели, нос курносый и веснушек – тьма, и мальчонка у ней такой же был.
- Не Лиской звали ту женщину? – хрипло спросил Рыж.
- Лиской, - лесавка лукаво заулыбалась. – Это была наша первая встреча.
Парни затаив дыхание ждали продолжения.
- Второй раз Лиска пришла ко мне через пять лет, когда мальчишки подросли. Она была очень напугана. Найденыш рос как все, шалил, влезал в неприятности на пару с названым братцем. Обычно, дети дерутся, но эта парочка была неразлучна с рождения, стояла друг за друга горой, и лещей выхватывала тоже вместе за все проказы. Только с некоторых пор найденыш стал рассказывать всякое, что потом сбывалось. Видел то, чего не видят другие, говорил с умершими людьми и всякой нечестью, вроде домовых... – Рябина умолкла. Ветер побледнел, уставился невидящим взглядом в столешницу.
- А ведь и правда было такое, - неуверенно, словно память возвращалась к нему нехотя, кивнул Рыж. – Что же ты сделала, когда матушка к тебе пришла?
- Парень терял рассудок, всё больше отрывался от мира живых, ведь некому было его научить управлять своим даром. Кудесники-то давно перевелись в наших местах. Я сварила для него зелье, ослабляющее видения, сделала мешочек-оберег, и велела повесить мальчишке на шею. Тогда я больше ничем не могла помочь.
- Твои травы не помогли. Я до сих пор чувствую их запах от моей подушки, - Ветер поднял голову, но смотрел, почему-то на Левзею, - но видения не прекратились, ослабели, но не прекратились. Я был отчаянным сорви-головой, потому что хотел умереть. Я и в Топи-то сунулся, надеялся, что умру. Всё прекратилось, когда Левзея дала мне громовой камень.