- Нежина мне все уши прожужала как будет здорово, и вот так будет здорово, а меня с души воротит, - Рыж сплюнул под ноги и сел в седло.
- Укради её и увези подальше, - предложила Левзея, уверенно усаживаясь впереди Ветра. Она не раз ездила на щуре в седле и без седла, так что держаться на лошади сумеет. Ветер приподнял бровь, и сгрёб кикимору в охапку, прижимая к своей груди спиной. Та пискнула от неожиданности, но сопротивляться не стала, расслабляясь в его объятьях.
- Вот как только тебя Ветер украдет из родных Топей, так и я сразу. Бежать, так вместе, - отшутился Рыж и тронул поводья.
Улицы опустели. Дневная жара спала, сменившись влажной прохладой. Вся троица без приключений добралась до ворот крепости. Рыж спешился и исчез в темноте, а вскоре явился вновь и тихо предупредил, что напару с Бойко поболтает с Твердятой, вторым стражником, чтобы отвлечь его, но времени мало, и лучше бы им побыстрее попрощаться. Корчемный страж вновь исчез в темноте. Он отпустил какую-то сальную шуточку в адрес Бойко, послышался хохот и шаги стражи затихли.
Ветер спешился, снял кикимору с лошади, взял за руку и слегка сжал тонкие пальцы. Впереди высилась темная громада ворот. Страж слегка приоткрыл створку калитки, молясь всем богам, чтобы она не скрипнула.
- Ну, прощай что ли, избавительница. Должок я вернул, - стражник повернулся к кикиморе.
Левзея неловко дернулась, словно он её ударил и в тот же момент Ветра вновь захлестнуло видение искалеченной болотницы, повергая в ужас. Кикимора молча шагнула в сторону ворот, мгновенно растворяясь в глубокой черноте. Её ладонь все еще лежала в его руке, прохладная, нежная и хрупкая. Они снова расстаются второпях, и встретятся ли вновь, не знает даже он, Зрящий. Ветер шагнул в темноту ворот вслед за кикиморой, сгрёб в охапку и прижал к шершавым, хранящим дневное тепло камням стены. Левзея тихонько охнула от неожиданности, прильнула к нему доверчиво, подняла лицо. Ветер ощутил её дыхание на своей шее. Он так и не выпустил её пальцы. Болотница провела свободной рукой по его лицу, скользнула по подбородку, по шее и плечу. Ветер поймал вторую руку, перехватил оба запястья и поднял над головой. Глаза кикиморы сверкнули зеленым, словно огоньки на болоте, она подалась вперед и поцеловала его в губы. Страж резко втянул носом воздух и ответил на её поцелуй. Его руки скользнули по бокам Левзеи, стиснули её бедра, он прижался к ней всем телом, впечатывая в стену, а затем одним движением поднял кикимору и посадил на себя. Она обвила его ногами за талию, обняла руками за шею и выгнулась, подставляя горло. Ветер покрывал ее поцелуями, вдыхал острых, терпкий аромат полыни и студеной воды. Левзея таяла в его ласках, словно снег под лучами солнца. Она гладила шелк его волос, ощущала, как жесткая борода царапает кожу на шее и на плечах, на груди. Его губы обжигали, а пальцы причиняли боль пополам с неизведанным восторгом и удовольствием.
Ветер опомнился первым. Замер, уткнувшись лбом в её плечо, медленно выдохнул, успокаивая дрожь возбуждения. Он должен её отпустить. Она такая хрупкая, беззащитная и нежная. Ей здесь не место, а ему нет места в её мире.
Левзея всё поняла еще до того, как он собирался всё ей объяснить. Она отстранилась, и Ветер опустил ее на землю. Кожа еще хранила воспоминания о её прикосновениях, губы горели.
- Береги себя, - голос охрип, и фраза вышла похожей на змеиное шипение. Он вовсе не это хотел ей сказать после всего того, что сейчас произошло.
- Буду, - прошелестела из темноты Левзея, и тенью выскользнула за ворота, так ничего и не добавив. Ветер осторожно закрыл калитку, опустил засов и на мгновение прижался лбом к нагретому за день дереву. Он нашарил за пазухой оберег и сжал его в горсти. Хватит полагаться на хрупкий камешек. Рябина права: пора взглянуть в лицо своему ужасу и научиться контролировать дар. А вот второму её совету – держать Левзею рядом - он следовать не собирался.
***
За воротами тьма уже не казалась такой непроглядной. В крепости было гораздо темнее. Тени от домов, от ворот и стен скрадывали свет. Серпик месяца светился так ярко, что Левзея, привычная к полумраку Топей, невольно пожалела людей. Серая лента дороги огибала пограничную рощу и терялась вдали. Кикимора вышла из тени, отбрасываемой крепостной стеной и чуть пригнулась, чувствуя себя слишком на виду, хотя для человеческих глаз, она, конечно, была неразличима. Решив не рисковать, Левзея сошла на обочину. Под ногами мягко шуршала трава, подсохшая на непривычной для весны жаре. Остывающий воздух полнился свежим ароматом близкого леса, душистых цветов и нагретой за день дорожной пыли. До рощи оставалась лишь пара шагов, но кикимора медлила. Казалось, едва она ступит под сень деревьев, эти два дня навсегда останутся позади, растворяться в сумерках, растают словно утренний туман. Болотница прижала пальцы губам, сдерживая всхлипы, задыхаясь от нахлынувших чувств. На глаза навернулись слезы, заныло в груди. Зачем только она решилась отправиться на это торжище. Любовалась бы своим красавцем как прежде, издалека, мечтала бы, и не знала, что он от нее отказался. Она нужна ему, пока он не совладал с даром, но, несмотря на это, он её отпустил. Это ведь она его поцеловала, а он первый отстранился. Это её сердце сейчас болит так сильно, что хочется развернуться и бежать обратно, колотиться в ворота и кричать, звать его по имени, и будь что будет. Жизнь потеряла краски и смысл в одночасье. Нет, она, конечно, вернется домой, чтобы не навлечь беду на сестрицу и на любимого. Откройся её прогулка, батюшка, чего доброго, объявит войну людям. Мысли о войне и гибели сородичей причиняли еще более сильную боль. Левзея приподняла подбородок, расправила плечи, стряхивая минутные сомнения, и вошла в рощу. Раздался тоненький свист и две петли – сверху и снизу - затянулись на её теле, стреножили, словно дикого коня. Рывок, и кикимора, итак нетвердо стоявшая на ногах, кулем свалилась на землю. От удара головой о торчащий из земли корень перед глазами все поплыло. Воздух выбило из груди и сил закричать не осталось. Да и какой смысл кричать, кто услышит? Оставалось надеяться, что это батюшкин отряд дозорных принял её за нарушителя границ. Левзея принялась лихорадочно придумывать оправдание, когда ей на голову накинули какую-то ткань. Все звуки умерли, не родившись, а второй удар по голове отправил княжну в темноту.