Князь приобнял дочь за плечи, поцеловал в пушистую макушку.
- Давненько не видел ни тебя, ни твою сестрицу старшую, - заговорил Омутник. – Здоровы ли?
- Здоровы, батюшка, - пролепетала Ромашка, ёжась в руках отца. Князь никогда не обижал дочерей, но нередко гневался на других, и в ярости своей был страшен. Вокруг Топей поднимался тогда жуткий ветер, с небес сыпались крупные градины и темные воды болот разливались до самой пограничной рощи.
- Ну, ступай тогда, позови сестрицу. Ночью лесовики пожалуют, опять выпрашивать право проезда будут, - поморщился болотный князь, - мне толмач понадобится.
Всё, попались! Ромашка ощутимо вздрогнула, во всей красе представляя батюшкину злость.
- Н-не могу, - проблеяла княжна, страшась поднять глаза на родителя и заламывая руки. – Л-лев-взея ушла.
- Куда ушла? - не понял князь.
- На торжище в детинец подалась, почти седмицу назад, - голос Ромашки упал до еле-слышного шепота. – Сказала, под чарами не увидит никто.
Омутник больно сжал плечо дочери, бледнея. Длинная борода встопорщилась, глаза князя остекленели, губы сжались в нитку. Ромашка кожей почуяла леденящий холод, потёкший от хозяина Топей. Княжна вцепилась в отцово запястье, упала на колени и заревела.
- Прости, прости, батюшка, - рыдала она. - Я с ней хотела пойти, уберечь, да она не пустила меня!
- Дуры-девки, - князь отмер и в сердцах сплюнул. – Вот доченьки-то уродились! Волос долгий, ум короткий! Одна в звериное логово самолично сунулась, вторая утаила! Ты хоть представляешь, что будет, если её в том детинце поймают?
Ромашка отпустила руку отца, осела квашнёй на тропинку и спрятала мокрое лицо в ладонях. Омутник грубо встряхнул младшую дочь.
- Будет реветь. Сказывай давай, да в точности всё, - приказал он. Юная кикимора шмыгнула носом, утерлась и сквозь икоту и всхлипы, принялась рассказывать историю сестры. Князь мрачнел, ругался сквозь зубы, еще сильнее пугая дочь.
- Батюшка, не сердись, - Ромашка понемногу успокаивалась. – Сестрица дурного не замышляла.
- Надо было утопить волчонка, - пробормотал болотник, - пожалел на свою голову. Поймаю, убью своими руками… Подымайся. – Князь дернул дочь за руку, ставя на ноги, и потащил за собой. - Из дома ни ногой! Не хватало, чтоб ты меня еще позорила. Кто кроме вас двоих знает?
- Ряска с Осокой, - княжна едва поспевала за отцом, семеня на утиных лапах. – Они для Левзеи одежду достали.
- Русалки? Украли у людей, ты хочешь сказать? – Рявкнул Омутник, оборачиваясь к дочери. Та кивнула и потупилась. – О, боги! Чем вы, бабы, думаете?!
Ромашка еще ниже опустила голову, завешиваясь волосами. Страх за сестру превратился в настоящую панику, когда она увидела гнев отца. Князь приволок дочь в чарусу, где сходилось вече, принимали послов и гостей. В центре смыкались полукругом поваленные ветром сухие коряги, образуя шатер, с берега к нему были переброшены жердины, сложенные крест накрест. Там и сям скалились из шелковистой зелени серыми зубьями острые обломки березовых стволов. По окраинам топи шелестела на теплом ветру осока, из которой высунулся настороженный нос щура. Омутник свистнул. На его зов первыми откликнулись близнецы, затем отовсюду стали появляться остальные болотники. Князь отдал дочь под надзор тёток, те утащили её в глубину – отдыхать, да в порядок приводить, негоже, когда княжна в пыли вывалялась, глаза красные, да нос распух, а сам поспешил посоветоваться с ближниками.
Корчма «Три плотвы» пустела далеко за полночь. Ветер дожидался, пока хозяйка освободится, коротая время за кружкой пива. Бойко сегодня снова стоял на воротах, Рыж - у Полеля вышибалой. Ветер улизнул под шумок, радуясь, что никто не пристает с расспросами. Он вернулся к Рябине сразу же, как проводил кикимору за ворота. С тех пор минула седмица. Ветер стал замкнутым, раздражительным и взвинченным. Огрызался на Рыжа и его привычные шуточки, а вчера бросился на него с кулаками и вывалял в пыли за то, что тот прошелся по его неудачным попыткам обуздать дар. В доме, где они жили вдвоем с братом, он старался появляться как можно реже: запертый в четырех стенах он сам себе казался загнанным в ловушку. Рыжу хватало ума не упоминать о кикиморе, но от Бойко отвязаться было не так просто. При каждой встрече он выспрашивал о болотной княжне, и попадался под ноги так часто, что Ветер стал подозревать, что встречи эти происходят не случайно. Свой караул на воротах, через два дня после ухода Левзеи, Ветер едва пережил. Бойко заговорщицким шепотом пытался вызнать, придет ли княжна снова, держат ли они связь, и если да, то как им это удается. Ветер неловко отшучивался, а потом и вовсе замкнулся и на все расспросы только отмалчивался. Это нимало не смущало парнишку, тот вслух фантазировал о жизни Левзее в Топях, пока Ветер не озверел окончательно и не впечатал того в крепостную стену.