- Послух принес весточку, - Леший покачнулся, закряхтел, нагибаясь за упавшей палкой, - что Беривою надобно то же, что и мне.
- Колодец Макоши, - хмыкнул болотный князь. – Веками никому не надобно было, а теперь накось, вспомнили. Ты, конечно же, так и не скажешь, зачем он тебе сдался?
Леший внимательно поглядел на Омутника, пожевал губами, будто раздумывал, можно ему доверить тайну или не стоит.
- На благое дело, - уклончиво ответил старик Гавран, переминаясь с ноги на ногу.
- Значит, ты мне дочь нашел, тайну колодца расскажешь, а я тебе доступ к нему укажу? – Князь нахмурился, подозревая подвох.
- Ты укажешь нам путь, и пропустишь меня и князя Беривоя к колодцу Макоши. А потом дашь нам беспрепятственно уйти с дарами матери. Беривой вернет тебе дочь, я подсоблю. Разойдемся миром, и заживем как раньше.
- Ага, будем жить поживать, да добра наживать, - вновь недоверчиво хмыкнул Омутник. - А колодец?
- А что колодец? К нему нельзя пройти дважды одной и той же дорогой. Туман скрывает множество троп. Да и вряд ли кто-то из живых захочет вернуться туда, слишком велика плата.
Князь Омутник оглянулся на своих молчаливых стажей. Близнецы сливались с темнотой, только глаза поблескивали зеленью, как у диких котов. Тут и там светились такие же огоньки - дружина исподволь наблюдала.
- Я, хоть и князь, но лишь первый среди равных, старик, - вкрадчиво ответил болотник. – Мне надобно совет держать с дружиной. Возвращайся через седьмицу. Будет тебе ответ.
- Не затягивай, княже, с ответом-то. Княжна хоть и храбрая девица, да все ж не двужильный воин, в темнице долго ли протянет? – Гавран кивнул напоследок, стукнул посохом, всколыхнув травяной ковер чарусы, и пропал.
***
Старик леший нещадно подгонял лосиху, та фыркала, сердито взмыкивала, но послушно прибавляла шагу, хотя уже изрядно притомилась. Леший и сам видел, что зверь идет на пределе сил. Он наклонился вперед, огладил шерстистую шею лосихи и зашептал ей в ухо. Та прянула ухом и повеселела. Отголосок волшбы качнул деревья вокруг, промчался порывом ветра, пригибая к земле траву и кусты. На старых дубах мелькнуло рыжее опашье векши, и сердитое цоканье понеслось в след всаднику. Лес постепенно темнел и густел. Наконец, когда бурелом стал уж вовсе непролазным, Гавран остановил лосиху и спешился. Привязывать её не стал. Здесь, почти в сердце лесной чащи, он чувствовал каждую живую душу, будь то дерево, травинка, птица, зверь лесной или гад ползучий. Дальше старик пошел один. Лес помрачнел, деревья растеряли яркие краски и часть листвы. Под ногами захлюпала вода. Впереди бежал глубокий ручеек с черной водой, такой студеной, что даже в самый жаркий летний полдень, она оставалась такой же стылой. От воды поднимался белесый туман, закручивался дымными струйками. Гавран нехотя шагнул в воду, со свистом выдохнул, сквозь стиснутые зубы. Ноги горели, не спасала от стужи и боли ни толстая лешачья кожа, ни привычка – не впервые приходил сюда старик леший.
Лес за ручейком изменился. Древние стволы скрутило неведомой силой, выгнуло в одну сторону, будто чьим-то мощным дуновением. Лысые деревья выстроились рядами, как кмети на ратном поле, воздев руки-ветки ввысь. У корней кругами разбегались белые шляпки поганок. В центре кривой рати росло и вовсе чудное дерево – скрученное в кольца, словно змий – оно стелилось по земле, а багряная кора растрескалась и вспучилась. Древо сочилось вонючей, бурой жижей.
Старик Леший преклонил колени перед змеедревом и зашептал на лесном языке призыв. Сознание Гаврана слилось с окружающим лесом, растворилось в нем, язык одревенел. Пальцы, погруженные в прелую, черную листву на земле, проросли корнями. Только глаза жили на покрывшемся корой лице старика. Змеедрево дрогнуло, ожило и поворотило к старику уродливое лицо в наростах чаги. Глаза существа едва виднелись под буровато-черными выростами, рот и вовсе затянуло. Несмотря на это, Гавран отчетливо услышал голос – звонкий, девичий, переливистый, словно щебет зарянки.
- Ты снова пришёл, мой ладо, - столько радости было в девичьем голосе, что старика затопила непереносимая тоска.
- Я опять с пустыми руками, ладушка, - мысленно повинился леший, склонил голову, не в силах глядеть на обезображенное лицо.
- Лес гибнет, Гавран, - девичий голос погрустнел, - а с ним умирают лесные звери и птицы. Ты заметил это, не так ли?