Надо сказать, что Том — как большинство мужчин — вовсе не замечает, как одета Анна, вслушивается только в ее голос, ломая себе голову над тем, где и при каких обстоятельствах они встречались. И только когда Дайна называет ее Анулей, Том наконец понимает, что перед ним «средняя Апине».
Том. Анна? Ведь мы не виделись больше двадцати лет!
Анна. Я тебя однажды летом видела тут, в Дзегах. Три или четыре года тому назад. Только не подошла.
Естественно было бы спросить — почему? Однако Том не спрашивает, интуитивно чувствуя, что лучше этого не делать, — и не ошибается. Он замечает, как набита сумка у Анны, даже молния не застегивается (а может, испортилась), по привычке хочет предложить свою помощь, но своевременно спохватывается, что не может больше позволить себе такой роскоши, и чувствует, как он жалок. Но Анна привыкла во всем полагаться на собственные силы, ей даже в голову не приходит, что Том должен тащить и ее багаж, так что Том совершенно напрасно мучается комплексом неполноценности. Но ведь недаром говорится — горбатому все кажется, что на его горб все смотрят…
Теперь они идут втроем. Дайна светит фонариком и Тому. А разговор не клеится. Почти всегда так бывает, когда люди не виделись много лет. Ни тот, ни другой не знает, с чего начать, что рассказывать, — прошедшие годы текут между ними, как воды реки. И хорошо, если есть третий — в данном случае Дайна. О чем может Дайна спросить у Тома? Вы не ошиблись — конечно, про зоологический сад, о чем же еще.
Дайна. Дядя, ты был в зоопарке?
Том. Был.
Дайна. Тебе понравились слоны?
Том. Кто?
Дайна. Сло-ны!
Том. Не особенно.
Дайна. Почему? (Пауза.) Почему тебе не понравились слоны?
Том. Видишь ли, в зоологическом саду все звери узники.
Дайна. Уз… узники?
Том. Да. Их посадили в клетки и за высокие решетки.
Дайна. Чтобы не кусались?
Том. И это тоже. Но главное — чтобы не убежали.
Дайна. Ануля говорит, что их кормят.
Том. Конечно, иначе они бы не выжили. И многие привыкают: греются на солнце и даже берут пищу из рук. Тем, которые привыкают, ничего больше и не надо, они довольны жизнью. Но есть и такие, которые не могут привыкнуть к неволе…
Пауза.
Дайна. Почему ты не рассказываешь дальше?
Том. Ну… те, которые не могут привыкнуть, бегают по загону или по клетке… не берут пищу и кричат.
Дайна. Кричат? (Пауза.) Как они кричат?
Том. По-разному. Например, один олень кричал каждое утро, как только начинало светать.
Дайна. А как?
Том. Бао-бао-бао!
Дайна. Бао-бао… Как чудно! (Пауза.) А потом?
Том. Когда потом?
Дайна. Ну, после? Уже не кричит?
Том. Нет.
Дайна. Что с ним случилось? (Пауза.) Он… он умер?
Пауза.
Том. Оленя опять пустили в лес.
Дайна. Правда? А откуда ты знаешь?
Том. Одно время я жил там неподалеку.
Дайна. В лесу?
Том. Нет. Недалеко от зоологического сада. У меня был там весьма оригинальный дом на берегу Киш-озера. (Смеется.)
Анна улавливает горечь в его смехе. Поднимает глаза на Тома. Но темнота скрывает выражение и его сухощавого бородатого лица.
Том. Сколько тебе лет, Дайна?
Дайна. Сколько и Петрику — пять с половиной.
Том. Вы что, близнецы?
Дайна. Ануля, мы что… близнецы?
Анна (смеется). Да нет, Том! Дайна — дочка Лаумы, а Петер — мой сын.
Дайна. У Анули еще есть Нормунд и Айвар.
Анна. Ну, маленькая болтушка, все обо мне рассказала.
Том. У тебя три сына, Анна?
Анна. Ты удивляешься?
Том. Ты еще так поразительно молода…
АННА
С Томом что-то случилось. Не знаю — что именно, только чувствую, что неладное. Он так сильно, так разительно изменился. В детстве он был долговязым, с большими кистями и стопами, несоразмерный, как щенок овчарки. Лучший рисовальщик в школе и сорвиголова. Том учился в одном классе с Зигридой. На переменках я бегала к ней — взять какую-нибудь мелочь или спортивные тапки, которые у нас с сестрой были одни на двоих. Он прозвал меня Средняя Апине и потихоньку терроризировал. То не пускает в класс, то не выпускает из класса, однажды схватил тапочки и бежать, а я — за ним и не могу догнать. Не думаю, чтобы он относился ко мне иначе, чем к другим девочкам. Просто я чаще, чем прочая «мелочь», забредала в его класс. Через стенку мы сколько раз на уроках слышали, как учителя делали Тому замечание: «Опять Мелналкснис!», «Мелналкснис, чем ты там опять занимаешься?», «Мелналкснис, стань у доски!».