В общем, мы прибыли в Хэмптонс. Мистер Пикеринг нежно поцеловал дочь, потом обнял за плечи меня:
– Добро пожаловать, Чарли. Проходи, располагайся. Мы очень много о тебе слышали…
Он держался очень приветливо, и я невольно подумал: «Какой приятный человек! С таким ни в коем случае нельзя садиться играть в покер!»
Но было слишком поздно. Партия уже началась.
За обедом я старательно подбирал слова и говорил, только когда ко мне обращались, тщательно обдумывая ответы на вопросы, которыми засыпáла меня мать Аманды. Впрочем, мои слова или поведение мало что могли изменить: эти люди приняли решение задолго до того, как увидели меня воочию, поэтому отвечал я достаточно искренне, не забывая отдавать должное выставленным на стол изысканным блюдам. Лезть из кожи вон не имело смысла еще и потому, что, не стараясь произвести впечатление на мать и отца Аманды, я делал именно это: производил впечатление. Эти двое наверняка не привыкли к тому, что гость ведет себя свободно и раскованно и даже не пытается скрыть факты, который любой другой на его месте постарался бы обойти молчанием. Впрочем, повторюсь, я был уверен, что мистер и миссис Пикеринг и так знают обо мне все, поэтому, когда меня спросили о родителях, я совершенно честно ответил, что мой отец был таксистом и погиб, спьяну врезавшись на полном ходу в бетонное дорожное ограждение, что мама работала на двух-трех работах, стараясь заработать нам обоим на хлеб, но скончалась от сердечной недостаточности, когда я учился в старшей школе. Упомянул я и том, что написал Академический оценочный тест лучше всех в школе, что Гарвард, где мне предложили стипендию, я выбрал, потому что не хотел делать карьеру в морской пехоте, что уже в университете я пробежал милю за 4:07 и заработал высший балл и что, если бы не стипендия Пикеринга-Кюхля, я закончил бы Гарвард еще полгода назад.
– А кто воспитывал вас после смерти мамы? – спросила миссис Пикеринг. – Кто помогал? Ведь, насколько я поняла, других близких родственников у вас не было.
– Никто меня не воспитывал, – ответил я честно.
– Но… как же вы жили? Ведь вам нужно было покупать продукты, оплачивать счета за электричество и прочее?
– Я работал разносчиком пиццы и приторговывал «травкой».
Пока она смеялась над моей шуткой (она действительно думала, что это шутка), ее супруг откинулся на спинку стула и самодовольно ухмыльнулся. Он, похоже, точно знал, что я нисколько не шучу.
Вино за столом разливал сам папа Пикеринг. Он никому не уступил эту обязанность, видимо, считая своим долгом лично проследить за тем, чтобы гость попробовал и оценил его «домашнее» вино, которое, как шепнула мне Аманда, продавалось по оптовой цене двести долларов за бутылку. Я, однако, к вину даже не прикоснулся. Каждый раз, когда мистер Пикеринг пытался наполнить мой бокал, я вежливо, но твердо отказывался.
Похоже, мое упорство всерьез заинтриговало его. Он то и дело с любопытством посматривал на мой нетронутый бокал. Уже в конце трапезы, когда зажгли банановый фостер[16], папа Пикеринг не выдержал и спросил – с довольно разочарованным видом:
– Может, тебе хотелось бы чего-то другого?
Это была его первая серьезная ставка. Он пытался повышать, но я не принял вызов. Покачав головой, я ответил только на поставленный вопрос:
– Нет, благодарю вас.
– Тебе не нравится мое вино? – не отступал Маршалл Пикеринг.
На этот раз я ответил, удвоив ставку:
– Не могу сказать. Я его не пробовал.
Он прищурился, прикидывая, насколько хороши карты у него в руке. Аманда потихоньку потягивала вино, с удовольствием наблюдая за нами. Одновременно она несильно наступила мне под столом на ногу.
– Я вообще не пью, – коротко сообщил я, отрицательно качнув головой.
16
Банановый фостер – десерт, приготовленный из бананов и ванильного мороженого с соусом из сливочного масла, коричневого сахара, корицы, темного рома и бананового ликера. Бананы слегка поджариваются на сливочном масле с добавлением сахара, после чего добавляется алкоголь и поджигается. После фламбирования бананы в соусе выкладываются на мороженое.