Мама умерла, когда я только перешел в старшую школу. Мне тогда было шестнадцать. Болезнь сердца вкупе с запойным курением (курить она начала после смерти отца) ее доконали, и я остался на свете один-одинешенек. И, хотя я больше ни перед кем не отвечал и ни перед кем не отчитывался, школу я все-таки окончил. Для этого мне, правда, пришлось работать – по вечерам я обслуживал столики все в том же ресторане, доставлял пиццу и вообще делал все, что могло принести хоть какие-то деньги. Это «все» включало и продажу марихуаны тем же самым серфингистам, завсегдатаям пляжей, которые заказывали пиццу. Лично для меня это было очень удобно – не нужно было искать дополнительную клиентуру. Что касалось марихуаны, то и с ней никаких проблем не возникало: ею снабжал меня мой босс Сэм, владелец пиццерии, использовавший свое заведение как прикрытие для торговли «травкой» и другими, не столь безобидными вещами. Довольно скоро Сэм сделал меня своего рода независимым подрядчиком – в том смысле, что продавал мне «травку» практически по той же цене, по которой покупал сам, я перепродавал ее серфингистам и всем желающим, а потом делился с ним прибылью. Ни он, ни я не слишком жадничали, назначая цену, однако благодаря значительным объемам продаж заколачивали мы довольно много. Только впоследствии я узнал, что Сэм хорошо знал многих «водяных» с нашего пляжа, знал, сколько «травы» они покупают, поэтому ему было точно известно, сколько я получал и, соответственно, сколько денег должен был отдавать ему. А поскольку раз за разом я отдавал ему именно ту сумму, на которую Сэм рассчитывал, он понял, что может мне доверять. В конце концов Сэм сам заговорил со мной об этом, и я ответил ему совершенно честно:
– Я не жадный, – сказал я. – Мне только не хочется, чтобы кто-нибудь вышвырнул меня из моего дома или отправил в государственный приют для несовершеннолетних.
С тех пор каждый раз, когда я вручал Сэму его долю, он только качал головой и бормотал себе под нос:
– Это надо же! Честный наркоторговец! Куда катится мир?..
Куда катится этот бессмысленный мир, я не знал, но мне почему-то хотелось стать в нем хоть кем-то, вот я и ухватился за первую же подвернувшуюся мне возможность, хотя и понимал, что занимаюсь мерзкими вещами.
В перерывах между доставками пиццы и «травки» Сэм учил меня играть в покер. Довольно скоро выяснилось, что у меня к этому делу очень неплохие способности. Ничего удивительного в этом, однако, не было: меня всегда привлекали рискованные операции и не привлекало то, что хотя бы отдаленно напоминало тяжелый труд, приносящий прибыль кому-то, кроме меня. Иными словами, если кто-то оказывался настолько туп, что готов был рисковать деньгами в карточной игре, то я был достаточно умен, чтобы эти деньги забрать. Правда, в процессе игры мне тоже приходилось рисковать деньгами, однако выигрывал я куда чаще, чем проигрывал, поэтому я и говорил себе, что играю не с людьми, а с чужой наличностью. Как бы там ни было, я постоянно совершенствовал свои покерные навыки, что очень пригодилось мне впоследствии.
Помимо всего прочего, в покере мне нравилось, что выигрыш и проигрыш в этой игре зависели исключительно от меня. Командные виды спорта я всегда терпеть не мог – мне казалось, что они посягают на мою независимость. Игра в команде означает, что вы добровольно становитесь членом группы совершенно посторонних людей, которые впредь будут зависеть от ваших действий и поступков. А главное, вы и сами будете зависеть от них – от того, что и как они будут делать. Торжественные заявления типа «Я приложу все силы!», «Я буду выкладываться на тренировках!» и «Я готов участвовать во всех матчах!» самым решительным образом противоречили моему характеру, который звал меня на берег – поглядеть, какая сегодня волна. Нет, состязательный дух не был мне чужд, а конкуренция, соперничество нисколько меня не пугали. Напротив, мне нравилось доказывать окружающим, что я лучше, сильнее, ловчее, но я был глубоко убежден, что куда лучше для этого подходят индивидуальные виды спорта. Тот же бег, к примеру, или борьба… В этих и им подобных дисциплинах результат зависел исключительно от меня – я, во всяком случае, мог не бояться, что на последней минуте все мои усилия сведет на нет какой-нибудь раззява-полузащитник или криворукий квотербек.
Только не думайте, будто в старшей школе я вдруг решил серьезно заняться спортом и отдал себя в добровольное рабство придурку со свистком и блокнотом в натянутых до подмышек шортах. Ничего подобного. На тренировках я принципиально появлялся крайне нерегулярно, доводя моих тренеров до белого каления. Выручало меня то, что я очень не любил проигрывать и поэтому проигрывал крайне редко, так что они, скрепя сердце, были вынуждены включать меня в школьную спортивную команду. Членство в команде, однако, было мне абсолютно до лампочки. И на треке, и на ковре я побеждал вовсе не ради этого, а просто потому, что так мне больше нравилось.