Причудливые ледяные статуи заживо замороженных животных ради прихоти человека.
Эпоха за эпохой вставала перед моими глазами.
Растоптанные конями после странной людской игры.
Висящих на жертвенных деревьях с выпущенными кишками.
Сброшенных со скал.
Посаженных на кол.
Сваренных заживо.
С полностью переломанными костями, но живых и погруженных в холодную проточную воду для улучшения вкусовых качеств.
Панически бегущих, еще живых, но утыканных стрелами при совершенствовании мастерства ину-омоно.
Развешанных в мешках на ветках в честь праздника и забитых насмерть ударами палок...
Виденья остановились.
Существо, с ранами вместо глаз и внешностью белесого тумана в форме собаки, прошелестело у меня в голове вопросом:
- Продолжить?
- Не... не надо, - бестелесно прохрипел я.
- Больно? - безучастливо спросило оно и, не дожидаясь ответа, добавила:
- Выход там. Ползи человек.
- А где моя собака?
И тут меня пронзила дикая боль в животе. Мне казалось, что из меня вытаскивают - очень медленно - кишки. И, уже теряя сознание от боли, я услышал эхом в своей голове: "Там. Ползи... человек".
***
Я полз обдирая локти и колени. Регулярно мое тело сотрясала жесточайшая боль. Иногда она была кратковременная, но не менее ужасающая для моего организма и подсознания.
И я ощущал каждую причину этих болей.
Два метра назад мне отпилили тупым ножом голову.
Семь метров - нанизали на кол.
Меня расчленяли. Топили. Вешали. Сжигали, облив смолой. Меня били по затылку с целью выбить глаза. Расчленяли по суставам. И опять вешали, жгли, топили, забивали молотками, закидывали камнями, распинали...
И каждая из этих моих (?) смертей огнем выгрызала из моего сердца кусок нужной ей плоти, оставляя уродливые и разной величины ожоги.
Где-то впереди дышала моя собака. И это помогало мне каждый раз вытащить себя из омута болевых ощущений и продвинуться хоть на метр вперед.
Мой компас.
Указатель.
Путеводитель.
Посредник между миром смерти и миром живых.
О, великий весовщик
Моей совести,
Дай мне сил
Доползти
До выхода.
Взвесь, померь,
Просчитай... меня...
Только дай
Доползти...
Не ругай меня.
Дай родиться,
Пожалуйста,
Заново.
Новым,
Чистым,
Немного потерянным.
Чтоб я заново
Смог насладиться
Болью, радостью
Жизни теперешней.
И родившись
Задаться вопросом:
Кто я нынче?
Куда мне?
Всамделишный
Я?
Эпилог
- Странная записка. И он странный.
Молоденькая практикантка с жалостью, без присущего возрастного и профессионального цинизма, оглядела лежащего в предкомотозном состоянии мужчину.
- Что ж здесь странного, Катюша? Упал. Черепно-мозговая. Потом вакуум. А записка... дай-ка сюда.
Врач повертел в руках тетрадный листок, который обнаружили у пациента во внутреннем кармане вельветовой куртки.
- Забавно. Гм. Забавно. Ну, да... стихи... на мой взгляд так себе. На суицидные не похожи, хотя черт его знает. Ведь поперся же на старую водонапорную башню, нырнул... А что вас, Катрин, заинтересовало в этих стиха.. мгм... в этих строчках?
- А красиво... вот это:
"О великий весовщик моей совести, дай мне сил доползти до выхода..."
- Эх, молодежь, молодежь... Это строчка из поэмы великого... м-м-м... нет! Не перебивай. Это из...
Павел Витальевич напряженно стал разглаживать большим пальцем правой руки надбровные морщины.
И впрямь задумался.
Катя, прищурившись, молчала, глядя на лежавшего пациента.
- Это Фазиль Искандер! - Как-то испугано и в тоже время удивленно сообщил ей доктор и добавил, почему-то обиженно взглянув на пациента: - Да! Вот ведь... вспомнил. Это из Фазиль Искандера. Созвездие Козлотура!!
(Врач ошибается - фраза взята неизвестным пациентом из книги "Сандро из Чегема", того же автора. - Прим. Ред.)
- Павел Витальевич, - робко и восторженно спросила практикантка, - как вы думаете, он нам сможет рассказать, почему написал эти стихи?
- Э... мозг дело такое... тем более просидел он в этой вонючей жиже семьдесят часов без малого. Да и потом, смотрите...