Земли Пургаза лежали от Волги с Окой до Онузы.
Между Сурой и извилистой Макошью до Алатыря.
После булгарской войны, Джагатая и Джучи улусы
Двинули к эрзе отряды, как пальцы руки растопыря:
Снова у них впереди половецкие сотни, башкиры,
Следом аланы, туркмены, казахи и тюрки другие.
Сзади туменов монгольских заслоны, вожди и кумиры,
И мастера камнемётов, писцы и шатры дорогие.
Зря волновался старик Субедей за лесные дороги.
Взятый в булгара хашар прорубал их чащобе прилежно.
Князь всех эрзян охранял Эрзамас и у Тёши остроги,
И кородомы вдоль Волги с Окой потерял неизбежно.
Только на этом вдруг кончилась внятность войны для Бучека -
Всё побросав, мокошь с эрзей в лесных городках затаилась.
Не получалось ловить там их по одному человеку,
Но все рязанские земли зато для похода открылись
Вот и пришлось там Тулую, Бучеку, затем Бурундаю,
После составить Батыевой рати крыло на востоке.
Им предстояло по Волге идти, глубоко проникая
К веси, мерянам, ильменцам по древней торговой дороге.
Это крыло в два монгольских тумена с булгарским хашаром,
Были должны Галич взять, Ярополч, Кострому с Ярославлем.
Кругом владимиро-суздальский край обойти злым кошмаром,
Чтоб ни один воин к русским по зову их не был отправлен.
Дальше на севере им предстояло отрезать дорогу
К краю ильменских славян - новгородской торговой державе,
Если она вдруг решит выслать ратную русским подмогу,
Или князья из Владимира будут бежать к новгородской заставе.
Так рассудил Субедей, а Бату и Гуюк поддержали.
Распри утихли почти как за Волгу прошли их улусы.
Осень на запад простёрлась лениво в кипчакские дали,
В рощах опала листва и речушки блестели как бусы.
Облачный вал день за днём проносился, дожди вызывая,
Солнечным дням и теплу закрывая дорогу надолго.
Стаи кружились и каркали хищно беду накликая,
Лисы бродили, и выли в оврагах голодные волки.
Время осенней распутицы всех примирило невольно -
Время залечивать раны и плавить добытое в слитки.
Сладкими сочными травами лошади были довольны,
С ним верблюды, волы, что теперь не тянули кибитки.
Рядом с излучиной Дона в притоках Воронежских чистых,
Рядом с аилом Онуза, любимым летовьем Котяна,
Станом Бату встал на дивных просторах холмистых -
Половцы там до монголов обычно в набег собрались.
Дальше на запад к Чернигову и Поднепровью,
Двинулся быстро с туменом Берке, с ним мещера, мокшане,
Половцев всех за Днепром и в Крыму запереть на зимовьях,
Киев, Чернигов от быстрой дороги отрезать к Рязани.
Киев известен был издревле конницей сильной союзной.
В княжестве этом давно жили торки и бродники тоже.
Там печенеги, аланы, степной был народ там и южный.
Сила с учётом дружин русских так Субедея тревожит!
Но и теперь для войны за Рязань войска было в избытке.
Одновременно по льду рек замёрзших идти будет тесно.
И Субедей часть решил развернуть, избежав тем ошибки,
И на Кавказ отослать на алан и адыгов бесчестных.
Князь адыгейский Тукар там хвалился зазря и не умно,
Что перебьёт всех монголов и слуг их, что сунутся в горы!
Кроме того в дельте Волги был город Саксин неприступный,
На островах половчане Бачмана таились - предатели-воры.
Двинулись к югу Менгу и Кадан, шли широкой дугою.
Правым крылом натолкнулись на орды Котяна в походе.
Верные половцы Аккубулая за ханом помчались в погоню.
Скот беглецов и рабыни достались буртасской пехоте.
Снова предатель Котян и нойоны его ускользнули.
Весть получив, Субедей настоял на погоне серьёзной.
Нехотя оба тумена Берке и Менгу развернули,
Двинулись степью осенней на запад волной злой и грозной.
Аккубулай натолкнулся на хана Беркути отряды.
Половцев тех в бой вели Арджумак, Куранбас с Капараном,
Опытный Аккубулай отступать стал дней несколько кряду,
Время царевичам дав обойти хана слева и справа.
Только завидев монгольские шлемы, блестящие ярко,
Войско в железной броне, что скакало коней погоняя,
Лишь от потери друзей от прицельной стрельбы стало жарко,
Вдруг отступил Арджумак, на погибель других обрекая.
Тут и Беркути бежал, сея панику в диком народе -
Стало известно, что киевский князь больше их не приемлет!
Половцы, всё осознав, чуя сердцем, что смерть на подходе,
В страхе пошли как потоп на болгар и в венгерские земли.
К венграм, болгарам ворвавшись, захватывать стали поместья,
Замки и пленных, сполна проявляя характер дикарский.
Еле уняли своих новых подданных силой и лестью
Бела IV - венгерский король и Иван - царь болгарский.
То, что теперь новый киевский князь Ярослав стал умнее,
И не пошёл по призыву Котяна на новую Калку,
Как князь Мстислав, что при Калке погиб, глупой спесью болея,
Сразу заметили все, кто имел хоть немного смекалки.
Сын Ярослава, юнец Александр, новгородским был князем.
Ладил давно Ярослав с хищной смёткой словенских торговцев,
С ними он в Киеве сел, помогать их торговым там связям,
Раньше он был крестоносцем, крестил им корелу, литовцев.
Брат Ярослава же, Юрий II, во Владимире княжил,
Правил от Ламы до Волги, от Сити-реки до Коломны.
Слухи ходили везде об огромной казне, что он нажил,
И о вражде с Ярославом за край бесконечно огромный.
'Вот кто нам нужен, железной рукой управлять гордой русью! -
Громко сказал Субедей, на ковре развалившись свободно.
'Мне земли русских торговцев иметь нужно точно в улусе.
Будут они отдавать мне богатую дань ежегодно! -
Быстро ответил Батый, отпуская разведчиков хитрых,
Что наводнили теперь города от Днепра вплоть до Волги, -
Если враги его будут записаны между убитых,
Это и будет хорошей добавкой в поход наш недолгий!'
'Нужно ему написать, - тут сказал Субедей, - Ярославу.
Если признает владыкой тебя, пусть стоит без движений,
И как в Булгарии ныне Барадж обретёт честь и славу,
И обеспечит правление многих своих поколений!'
'Где половчанин Котян? - отставляя пиалу с кумысом,
Медленно стал говорить хан Гуюк, - убежал за Карпаты?
Где же вы были вдвоём с Субедеем, степным старым лисом?
Дешт-и-Кипчак не возьмёшь, если живы ещё эти гады!'
'Я написал королю Беле письма с жестоким приказом,
Чтобы признал он меня, а другую оставил надежду.
Пусть передаст мне Котяна, и тот будет смертью наказан!
Если же нет - пусть монголов он ждёт к Будапешту.
Письма мои царь Иван скоро тоже получит с гонцами,
Или судьбу повторит он собратьев на Волге и Каме.
Царством его будет дым и огонь, да поля с мертвецами,
И ни один там на месте своём не останется камень!' -
Очень спокойно ответил Бату на насмешку Гуюка,
Старшего сына Великого хана, но тот не унялся.
'Ты не воюешь а пишешь, такая, брат, скука!' -
Проговорил он и шутке своей рассмеялся.
Только ударил ладонью старик Субедей по колену.
Писари смолкли, их кисти и перья писать перестали.
Юрчи вести прекратили расчёты по салу и сену,
Черби закрыли записки по видам полученной дани.
Между чиновных помощников кто-то неловко запнулся,
Все замолчали на время, пока не вошли два нукёра.
С ними юрчи, что опрашивал тех кто недавно вернулся
Из разных княжеств, где слухи посеяли, страх и раздоры.
И ничего не сказав о нападках Гуюка напрасных,
Стал Субедей у нукёров выспрашивать вести подробно: