Выбрать главу

Вышла оттуда княгиня, рыдая по мужу по-вдовьи,

И с дочерьми предаваясь кручине своей бесконечно.

Половцы, быстро вернувшись, напали на них возле кромна.

Гридней убили, княгиню с её дочерьми попленили.

Через ворота ворвались за стены они вероломно,

Пронск, на холме не простом для осады, легко захватили.

Следом ворвались туркмены и начали грабить подворья.

Бедность кочевников всё заставляла их брать подчистую.

Даже коней боевых нагружать принимались в подспорье,

Ветошь последнюю брали, верёвку и миску простую.

Сотни три жителей выгнали в поле и многих пытали,

Несколько кладов нашли следом маленьких под очагами:

Гребни из бронзы, подвески, такие же кольца с перстнями.

Трое купцов, кузнецы, гончары откупились деньгами.

Многих в реке утопили тех, кто не хотел клады выдать.

К Пронску с монголами прибыл затем хан Орду, брат Батыя.

Все частоколы велел разобрать, срыть валы, рвы засыпать.

После мещерский хашар отпустили в места обжитые.

Высокомерно смотрели монголы на нищих туркменов:

Каждый нукёр у Орду был богаче и стоил их сотни.

Не волновал хлам, тряпьё, склоки мелких разменов

Их после ценных булгарских шелков и дирхемов сегодня.

Золота найдено было лишь крохи в частях украшений,

Их передали Орду и ещё серебра два бочёнка.

Пленных княжён и княгиню к Бату он послал для решений,

В жертву Тенгри сам принёс за простую победу телёнка.

Бель и беспечный Долгов были тоже захвачены быстро:

Половцы вместе с купцами обманом проникли в ворота.

А в Ижеславле пришлось повозиться, хашар отправляя на приступ

Против тиуна рязанского дворни и разного сброда.

Снова сперва у ворот появились гонцы и сросили:

'Есть ли внутри Князь Великий, что спасся чудесно от смерти?'

'Нет,прочь отсюда! - в ответ прокричали и стрелы пустили, -

Кромн наш высокий возьмите сперва, а потом и проверьте!'

'Это земля Саин-хана теперь, город сдайте по чести!

Или мы приступом кромн ваш возьмём и не ждите пощады!' -

Крикнул мокшанский старейшина, стоя с туркменами вместе.

Не отвечая смотрели с валов на чужие отряды.

К кромну мокшанский хашар подошёл безоружным и тихим,

Брёвна и ветки мужчины несли, лёд и землю послушно.

Тщетно кричали со стен ижеславцы гостям полудиким,

Прежде чем насыпью плотной заполнен был ров равнодушно.

'Что вы творите, мокшане, вернитесь в свои глухомани! -

В страхе кричал им рязанский тиун, осознав вдруг в чём дело, -

Я на пять лет прекращу все набеги, поборы и дани,

Пусть остаётся у вас дальше предков языческих вера!'

'Вспомни, затмения были и звёзды по небу летали,

Землетрясения, голод и мор, недород хлеба часто,

Всё это бог иудейский ваш, - гневно ему отвечали, -

Ваша порода всё небо и твердь испоганила грязно.

Вы навели эту рать из-за гор и степей алчной жизнью!

Нас продавал как скот степнякам за долги и оброки,

Лучшее всё отобрали и в долю загнали пустую и крысью!

Пусть же вернутся обратно кровавые ваши уроки!'

И вся толпа к частоколу взашла под мольбы и упрёки,

Колья там стали рубить, а тиун в них метал сверху стрелы.

Но как туркмены приблизились, сдался, явив без намёка,

Что лишь со слабыми русские здесь только смелы.

Орда-Ичен в Ижеславль не пошёл, а послал Хушитая,

Личную тысячу хана Бату вместе с ним суд отмерить.

Прямо по Проне к холму подошла тьма монголов густая,

Глядя угрюмо на крошечный город, поднялись на берег.

Русских велел Хушитай всех собрать и убить за строптивость.

Вывели челядь тиуна, их семьи, рабов и приблудных.

Мещерякам волю дал Хушитай проявить тут ретивость

В мстительных и кровожадных расправах бессудных.

Над полыньёй стылой Прони склоняли их поочерёдно.

Первым тиун из Рязани, что князем слыл здесь, был зарублен.

Всем он обиды простив, гордецом принял смерть принародно.

Каждый, кто близок был с ним, то есть русский, был так же загублен.

Так совершилось отмщенье сынами Мещерского края

За бесконечных грабёж, поругание капищ и рабство.

Зла непомерно оставила русская власть, умирая,

Освобождая с позором для власти монголов пространство.

В это же время Менгу вёл войска по Оке до Рязани.

С ним шли булгары, башкиры Бараджа, мокшане Пуреша,

С Мокши свернули по Цну и Оку их верблюды и сани,

А по застывшим болотам отряды шли конно и пеше.

Это Мещерский был край и мещера в глуши здесь сидела,

Не подчинившись прончанам, рязанцам и муромцам тоже.

Здесь ощущала себя меж болот и озёр очень смело,

Путь заслоняя любому незваному гостю, купцу и святоше.

Густо стояли там кузни, гончарни и их смоловани.

Судогда, Колпь, Посерда им была как природная крепость.

Курши ещё там засели за мшарами в Туме-на-Нарме,

Проклял епископом рязанский безбожников тех за свирепость.

Там, возле Цны и решили мокшане пройти по болотам,

Пусть сократить и булгар обогнать всех и конных монголов.

Но были заведены в дебри хитрым они доброхотом,

И заблудились пять тысяч их там в неприветлтвых долах.

В стужу, лихой месяц грудень, проев очень быстро припасы,

Стали мокшане без толку искать пропитание всюду.

Вместо того чтобы в Город Мещерский идти всем и сразу,

Вышли к Ниверге на горе себе и мещерскому люду.

Брат же мокшанского князя Пуреша, в бою самый лучший,

Грабить округу велел, пропитание всё отобрать и доставить.

Только мещерские люди отбились от них, а особенно курши,

Против мокшан за набеги хранивших недобрую память.

Стали отряды мокшан, разошедшихся грабить деревни,

Все пропадать без известий в лесах и замёрзших болотах,

Мещеряки хитро пользуясь знанием местности древним,

Били мокшан из засад день за днём, словно просто охота.

Около брода Копанова только смогли и собраться.

В луках Оки Кочемарских другие блуждали до смерти.

К ним славянина послали с велением вовсе убраться,

Только убили его, не признали посла в русском смерде.

Этих мокшан у Ниверги нашли, как баранов, разьезды монголов.

К месту, где Город Мещерский стоял, по Оке проводили.

Там был Менгу, Бурундай и Пуреш с ними у частоколов,

Город Мещерский среди снежных дебрей они осадили.

'Где же мой брат, где три тысячи воинов лучших?' -

Скорбно воскликнул Пуреш, наблюдая понурые толпы,

'Сгинули между Нивергой и Цной в мире рек злополучных,-

Кто-то ответил, - мещера в лесах поступила по-свойски!'

Грустно пошел князь мокшанский Пуреш, соболями играя,

Ярким шитьём выделяясь промеж соплеменников бедных.

Были у города все, частоколом его окружая,

Чтобы закрыть горожанам путь вылазок разных зловредных.

'Кто правит вами? - глашатай кричал через вал осаждённым, -

Ваш господин, достославный Менгу, предлагает вам сдаться.

Сдайте свой крохотный город, не будет тогда он сожжённым!

Сил нет у вас чтобы с войском монгольским сражаться!'

'Вон, посмотрите, - сказал Бурундай закалённый в походах,

Старый и верный товарищ Бату, побратим Субедея,

Хищно оскалившись, видя как в плен к ним бегут в огородах

Несколько русских купцов и монахов от страха робея, -

Эти лесные народы Бату навсегда покорятся.

Трусы с героями будут служить во единой упряжке,

Нужно лишь Ясу во всём соблюдать и Тенгре поклонятся,

И не давать никому из врагов и смутьянов поблажки!'