Волненье всем передалось.
Пошёл снег медленно, несмело,
И белым все заволоклось.
'Идёт наш царь! Открылся! Вышел!
И слава, Господи, тебе!' -
Вскричали радостно на крыше,
И повторили на крыльце.
Сначала рынды появились,
Затем Наумов - он сиял,
Как будто в битве отличились,
И словно он царя спасал.
И окружённый плотно ратью
На воздух вышел государь -
Весь в чёрном монастырском платье,
Толпу не видя, глянул вдаль:
'Что за смотрины здесь и пенье?
Вам больше дела не нашлось?
Сброд кособрюхий, пшли живее!'
'Жив царь!' - повсюду разнеслось.
Пошёл царь, крыльями одежды
Маша, как ворон на ветру,
И в полном здравии, как прежде,
По замощеному двору:
'Пора нам ехать, христиане!'
Коней никто не распрягал.
Все влезли в седла, влезли в сани,
И царский поезд поскакал.
Напротив серых стен кремлёвских
На бреге Волхова-реки,
В разрывы чёрных туч бесовских
Лучи от солнца дол секли;
Холмы в щетине рыжих веток,
Снега, торосы, плавни, льды,
Завесы из рыбачьих сеток,
Дворы торговой стороны.
Вдоль чёлнов кверху дном лежащих,
Плотов и лодок вмёрзших в лёд,
Причальных голых свай торчащих
Стоял безмолствуя народ.
Люд новгородский колыхался -
Тёк как змеиный чёрный хвост
И взглядом каждый обращался
Со всех сторон на длинный мост.
Он кремль со стороной торговой
Другой крутой соединял,
И полыньёй под ним огромной
Воды зловещий зев зиял.
Тут в Волхов, полный до отказу,
Людей кидали жив иль мёртв,
Кого под крики, коих сразу
Несло течением под лёд.
Тут казнь и жертвоприношенье,
Как будто Сатанил восстал,
И водным духам утешенье,
Здесь Вельзивула пьедестал.
Как будто Русь Батый решился
Ужасной карой наказать,
Вновь силой чёрной навалился
Люд христианский истреблять.
Стояли здесь на всех подъездах
Стрельцы, и близко, и вдали
Боярских детушек разъезды
На казнь захваченных вели.
Пар от дыхания над брегом
Туман лесной напоминал -
Во вспышках солнечных над снегом
Он бледной радугой сиял.
Гремели изредка пищали
Среди домов и у моста -
То вверх, то в головы стреляли
Остерегая иль казня.
Рыданья, крики человечьи,
Собаки лают, кони ржут,
А в небе вороны зловеще
Летают бесконечный круг.
'Дорогу!' - хлёсткие удары
Царю прокладывали путь.
Толпу пугая смертной карой
Толкал конвой всех как-нибудь.
К заборам многие прижались,
Кляня несчастную судьбу,
Кто не успел, лежать остались,
От боли корчась на снегу.
На берег поезд въехал шагом,
Стрельцы проворно развели
Толпу своими бердышами,
И помогли ещё плетьми.
'Царь!' - любопытствуя со страхом,
Кто помоложе лез вперёд.
Толкнули молодца в рубахе -
Упал саням он поперёк.
Ближайшим людям было видно
Как хочет встать, но не дают -
Его колени и копыта
Коней толкают, валят, бьют.
Под топот поезда ритмичный
Зовут со всех сторон его,
Свистят, а он, как куль тряпичный,
Уже не видит ничего.
Опричник из царёвой стражи
Согнулся низко во седле,
Ударил парня саблей дважды,
И тот остался на земле.
Полозья медные, копыта,
Кровавый труп вдавили в снег.
Конвой сомкнулся над убитым,
И дальше свой продолжил бег.
Мост был широк - по праву руку
Состояли ждущие суда,
С прислугой, семьями, разлуку
Предвосхищая навсегда.
По леву руку московиты:
Стрельцы, дворянские сыны,
Как злые барсы яры видом,
И действом сим возбуждены.
Жар ног босых, как будто пламень,
Свёл снег и выставил на вид
Моста сырой и скользкий камень
В навозе, щепках и крови.
Сквозь слюдяную ширму-дверцу
Из полумрака царь глядел
Как прижимая руки к сердцу
Старик на корточках сидел.
Босой старик в рубахе грязной,
Над ним молодушка склонясь
Шептала что-то несуразно,
Румянцем ярким залилась.
Заметив взгляд царя схватилась
Оправить косу - нет косы,
Не плетена, перекрестилась,
Укрыла ноженьки босы.
Стоял с девицей рядом отрок,
Вокруг с отвагою взирал,
И руки с кольцами верёвок
К груди тщедушной прижимал...
Иван опять о чём-то думал,
Охрана грозная ждала.
Вокруг расхаживал Наумов
И с губ его неслась хула.
Он вдруг застыл на полушаге,
Всё на мгновенье замерло.
'Идёт, смотри, палач Скуратов! -
Заметил кто-то рядом зло, -
Теперь в палачестве он лучший,
Его нам славы не добыть.
Царю он стал глаза и уши,
Горазд хоть тысячу убить!'
Хитра Скуратова ухмылка,
А в ней презрение и страх,
И он идёт не так уж пылко,
Свет прогорел в его глазах.
Как будто кануло в нём солнце -
Малюта прежний, да не тот:
На пальцах рук чужие кольца
И весь в крови с главы до ног.
Подали списки и листая
Скуратов быстро говорил,
Иван глядел в листы кивая,
Помалу мёд горячий пил.
Дьяк в эти списки пальцем тыкал:
'Подьячий Маслов, дочь и сын!'
А рядом злобно имя кликал
Вокруг Безопишев Угрим:
'Теперь подьячие: Сухаев
Иван, с женой и дочерьми,
Григорьев, Тимофей Богаев,
С сестрою Марфой и Сурьмин.
Васюк Шамшиев и Уваров
Неждан и трое сыновей,
Дочь и жена с Ильёй, Иваном
Из дворни, Тёмнев Алексей!'
Дьяк грел чернильницу свечою,
Грыз ногти, Ярцев задремал.
Край плахи мелкою щепою
Крошился, перстнем царь стучал.
Молился тихо Поливанов.
Дрова сухие принесли.
Рутина, холод, близь Ивана
Костёр сложивши развели.
Огонь не шёл, в трут били кремнем,
В солому сыпали искрой.
У самой плахи старец древний
Сам умер, был ведь чуть живой.
...'Богдан Воронин со женою
И сыном Карпом, Петр Петля
С женой да братом Неустроем,
Дьяк Воропаев, Линь Илья,
И Маслов Фёдор, дочь Ирина,
Жена, Будило Тимофей,
С ним сыновья Кирилл, Никита,
Молчан Рябой и брат Андрей'...
Уже опричники устали
Вину единую вменять,
И вместо 'выбыл' просто стали
Одну лишь буквицу писать.
Подсудных всё не убывало.
Чернила кончились потом.
Дьяк стал, как ранее бывало,
Под строчкой ставить штрих ногтём.
Иван сидел усы кусая.
Узрел молодку без косы -
Она краснела всё, босая,
Но ни испуга, ни слезы.
Проснулся Ярцев вдруг в волненьи:
'Кто я, где я, почто народ?'
За братом смелым в то мгновенье
Молодку бросили под лёд.
...'Сыслёвы все, Иван, Василий,
Поплёв Суббота, сыновья,
Петр Блёклый и Семен Красильев,
А также вся его семья.
Потом Палицыны семьёю -
Всего пятнадцать человек,
За ним Шельга и братьев трое,
Кузма Третьяк и с ними Грек'...
Ещё поставили колоды,
Сменили сабли, топоры,
И одуревшие до рвоты
Ушли зеваки во дворы.
Дул ветер, быстро вечерело.
До тьмы решили продолжать.
Кого собрали - тут отделать,
Других до утра придержать.
Подьячих, дьяков и поквасов,
Конюших, чашников, чернцов,
Ткачей, дворянчиков, помясов,
Истопников, простых писцов,
Их жён, детей и домочадцев