Выбрать главу

Рубили тут, что было сил.

Поднялся царь, подпрыгнул Ярцев,

К саням поспешно потрусил.

'Монастырёвы и Цыплятьев,

Владыка, Котов и Сырков

Пусть ждут утра!' - царь поднял платье,

Чтоб не пристали грязь и кровь.

Но грязь к царю уже пристала.

Он ждал видения и сна.

'Господь... - откуда-то звучало, -

Ты сам их веси имена!'

...Разграбив храм святой Софии,

Иконы корсуньские взяв

И мощи древние, святые,

И всё убранство разметав,

Михайлицкий, Хутынский, Юрьев,

Антониев монастыри,

Оплот изменнических ульев

Без сожаления сожгли.

И храм святого Варлаама,

Жён-мироносиц и потом

Святых: Климента, Николая

И Пятницы Праскевы дом.

И храм Николы Чудотворца,

И церкви многие ярясь

Опричное громило войско,

Им потакал Великий Князь.

Когда от мёртвых запрудился

Весь Волхов, бросив мертвецов,

Царь хмуро в поле удалился

В опричный стан и стан стрельцов.

Чуму, пожаров ожидая

В шатрах у стен градских стоял,

Пленённых муча и пытая,

В уезд охотников послал.

Полки пошли с наказом царским -

Не рассуждать и не щадить,

Под предводительством боярским

Кругом пятины разорить.

Белоозерские пятины,

Затем Бежецкую, Шелонь

Громили ярые детины,

Древянскую, Усвят и Воль.

Сынов и внуков московитов,

Которых стал переселять

Сюда ещё Иван Великий,

Родами стали убивать.

Пришла погибель для Дубровских,

Каменских и Коротневых,

Отчёвых, Паюсовых, Сольских,

Гагариных и Квашниных.

Крестьян убитых не считали,

Что тягло чёрное несли,

Стопы и руки отсекали,

Чтоб в муках кровью истекли.

Жгли избы, резали скотину,

Оклады брали из церквей,

Нырнули в лютую пучину,

Казалось краю нету ей.

Живых же прочь переселяли,

Босыми гнали стар и млад,

Красивых девок отбирали -

Вели полоном в Новоград.

Казнив Цыплятьевых и с ними

Монастыревых, царь услал

Владыку Пимена в унылый

Острог, в оковах там держал.

Потом пол Новгорода взявши

В свою опричнину, Иван,

С монастырей его предавших

Решил собрать дань в свой карман.

Велел с них взять по тридцать тысяч

Златых рублей и серебро,

И пусть Борятинский всё взыщет,

Мишурин, Пронский, Старого.

Отделав Новгород толково,

И славу Господу крича,

Орда опричных воев к Пскову

Аки зверьё пришла рыча.

Все псковичи в одеждах белых

Во поле вышли пред стеной,

В рядах коленопреклоненных

Молили милости одной.

Просили их вести на небо

К вратам Господним золотым,

И за святым царём все слепо

Пойдут куда он скажет им.

Случилось чудо - царь смягчился,

На разграбление не дал

Опричным Пскова, удалился

От древних стен и станом встал.

По спискам взял кого изволил,

Пытал, казнил как хочет он,

Две сотни, триста обездолил,

В Москву погнал с собой в полон.

Чудесным образом спасённый,

Как Китеж-град по небу плыл,

Застыл Псков весь завороженный,

И Бога лишь благодарил.

Всё хуже делалось Ивану,

Не приходила благодать.

Он превратил всю душу в рану,

И продолжал её терзать.

Любил бродить по старым храмам,

Вот и у Медни был такой -

Разбит опричником упрямым.

Остановил здесь царь конвой.

Луна сочилась через щели

Закрытых ставень, иней, снег

Лежал под сводом, ветры пели

Молитвы будто человек.

Скрипели петли, кони ржали

Среди умершего села,

У церкви брошенной стояли

Царевы сани, ночь была.

Благообразная старуха

С ключом застыла у двери.

Стояли рынды, и до слуха

Их доносчился стук внутри -

Шаги царя во церкви белой.

Уж долго был он там один

Среди резьбы заплесневелой,

В лохмотьях дряблых паутин.

Гдядел совой в пустые ниши,

Где были раньше образа.

Ему казалось, кто-то дышит,

Из темноты глядят глаза.

Он здесь хотел унять томленье,

Огонь, что адской болью жжёт.

Мечтал о том, что на мгновенье

Боль бесконечная пройдёт.

'Господь, зачем кругом такое:

Все эти люди и дела?

Давно не нахожу покоя -

Душа отчаяньем полна.

Моих детей в годах незрелых

Рукой бездушной ты отнял,

В делах державных дерзновенных

Ни разу счастья не давал.

Всё через силу, потом многим,

Всегда один, почти изгой,

По острым иглам босоногим

Вёл как слепца в степи пустой.

Ты взял жену Анастасию,

В замен не дал мне ничего.

Ты отобрал мою миссию,

Во тьме оставил одного.

Я ждал твой глас в разгулах диких

Средь обесчещенных дев, жён,

Среди опальных и убитых,

Сожжённых сёл - ты не пришёл.

Глядишь, молчишь, бессилен странно,

А я распахнут пред тобой.

Исподтишка и постоянно

Ведёшь меня к судьбе такой.

Неужто я напрасно верил

И службы нощные стоял,

Неисчислимых жертв не мерил

И златом церкви осыпал?

И получил врагами полный

Дворец отцовский, слуг-убийц,

Народец нищий, недовольный

И вместо верных жён - блудниц.

Терпеть уж больше нету мочи,

Одна молитва лишь чиста.

Сейчас возьмёшь, средь чёрной ночи

Иль в утро Страшного суда?

Твои я души отбираю,

В скитанья вечные гоня.

Тела на части расчленяю

Не исповедовав казня.

Не допускаю по обряду

Их христиански хоронить.

Казню семействами всех кряду,

Чтоб вклад не мог никто вложить.

Никто в церквах не поминет их.

Без отпевания, креста,

В могилах общих да собачьих,

Вступают в адские врата.

Коль ты не судишь их при жизни,

То буду я твоей рукой,

Но свет своих великих истин

Не укрывай с усмешкой злой.

Молю, презрительно из ликов

Мне взглядом сердце не пронзай,

И сновидений полных криков

В рассудок мой не засылай.

Молчишь и смотришь отовсюду -

Мне тяжко с этим взглядом жить.

Но всё равно хочу и буду

Свои деяния вершить.

Кто из живущих твой избранник,

Кто за тобой несёт твой крест?

Смотри, иду по миру странник -

Один как ты, один как перст.

Спасу я весь народ от порчи,

Поставлю всех у врат твоих,

Пусть мне достались злые корчи,

Готов я к жертвам для других.

Вменят враги мне кровь за многих,

И будут вечно клеветать,

А в это время в масках строгих

Как прежде Русью торговать.

Прости меня за эти крики,

Мне тяжко быть рукой твоей.

Мой род - одни святые лики,

И к ним и мне пора скорей.

Устал я - тягостна дорога.

Во всех краях и на Руси

Смерть накликают мне до срока.

Мне страшно - Господи, спаси!'

ЭПИЛОГ

Обратный путь к Москве был долог:

Полон и девки и возы,

Богатства груды, страшный голод,

Чума, предчувствие грозы.

Приметы, лунное затменье,

Хмельной разгул, разбой, садом,

Убийства и исчезновенье

Людей опричных чередом.

В чащобах, в ямах у задворок

Находят чёрные тела.

Друг друга били? Или ворог?

Иль дело Божьего суда?

В деревне Медня с пыткой, дыбой

Казнили взятых псковичей,

Других в Торжке в избе закрытой

Сожгли, потом пошли быстрей.

Чем всё закончилось - известно: