Двенадцать тайных уголков Сада вступали в симфонию поочередно, чтобы зазвучать в едином порыве, в эйфории Огня и Света. Скрипки первыми исполнили свою партию: лилии звучали робко и несмело, словно боялись взять не те верхние ноты и исказить замысел Создателя. Плавно лилась негромкая музыка виолончелей и флейт, раскрывая состояние Мира до акта Творения, когда темные воды Пустоты еще спали на ладонях Творца, не подозревая о своем пробуждении.
Мелодия Тишины кружилась над Первозданным Океаном – мелодия Великого Начала и Великих Надежд. Творец выдыхал ее из себя, и она лилась – журчала по белым клавишам черного фортепиано, а на темной воде появлялись туманные розы и рассыпались белыми лепестками-звездами в глубинах космоса.
Во второй части симфонии заиграли духовые и ударные. Сила ударяла барабанными палочками и выдувала себя через изогнутое пространство саксофона. Первая волна пробежала по океану – и на все Мироздание прогремел Голос Создателя:
- Да будет!
- Да будет! Да будет. Да будет… - эхом вторили голоса двенадцати уголков Сада Таинственной Красоты.
Симфония зазвучала громко, так громко, чтобы Творец смог услышать свое творение и отпустить на свободу. Все инструменты Великого Оркестра играли, полная самоотдача объединила их, разрозненные совершенные голоса одновременно славили своего Создателя, стремясь приблизиться к Голосу Творца и повторить его.
Из Пустоты над темными водами Мироздания появилась Гора, видимая наполовину, вершиной уходящая в Тонкий Свет. Грозно звучали трубы, не прекращая, выбивали ритм Первопричины Бытия барабаны, у скрипок от максимального натяжения лопнули струны, и скрипач водил смычком по одной струне, а та кричала от боли, превращая ее в радость. Гора повернулась один раз и остановилась. Музыка умолкла: дыхание Горы заменила ее. Вдох – выдох, вдох – выдох…
- Да будет! – вырвалось при новом выдохе и полетело в небо раскатами первого грома. Небо ответило яркими вспышками молний, входящими в тело Горы при новом вдохе.
Гора была настолько великой, а Голос – настолько величественным, что Сад притаился в ожидании чуда, боясь не попасть в такт дыхания Горы.
Роза Живого Огня посмотрела на Белый Лотос, тот кивнул ей в знак согласия, отвечая на вопрос, заданный, но еще не произнесенный. Каплями дождя зазвучал рояль. Пальцы Розы быстро пробегали по клавишам, звук за звуком, капля за каплей.
Нежную и трогательную музыку подхватила скрипка Лотоса, извлекая из Голоса Создателя ноты Свободы и Огня.
Окрыленный мелодией любви Розы и Лотоса, Сад Таинственной Красоты зазвучал вновь. Музыка пробегала от первого до двенадцатого уголка и возвращалась обратно. Все цветы воспевали автора симфонии – Розу Живого Огня. Все инструменты славили Великого Скрипача, ради которого и была написана симфония, ради которого Гора застыла на месте, давая надежный приют мыслям и образам.
Все инструменты в Саду играли, чтобы не уснуть никогда, чтобы жить вечно. Все цветы в Саду раскрылись до конца, чтобы не увянуть никогда, чтобы цвести вечно. Красота Сада перешла грань Красоты и стала Бессмертием.
Роза Живого Огня и Белый Лотос взялись за руки, подошли к обрыву и бросились в темные воды Первозданного Океана. Музыка в Саду звучала так громко, цветы так радовались жизни, что не заметили исчезновения Розы и Лотоса. На весь Мир Цветов звучало Мироздание, звучало Бессмертие.
Роза и Лотос летели вниз. Симфония еще была слышна, словно пронзала не только небо, но и землю. По мере падения музыка удалялась, Сад звучал все тише и тише. Свет иссяк. Крепко сжатые переплетенные пальцы Розы и Лотоса разорвались от давления воды. Цветы закружились и упали по отдельности, но на одну землю – землю Ломбардии, в прекрасный из прекраснейших городов Италии, в светлую Кремону.
Глава 4
Ранней осенью 1743 года небо над Кремоной было бездонно-синим и чистым. Солнце еще согревало своими лучами город, а мягкое, бархатное тепло окутывало душу блаженством и покоем. Проснувшись, кремонцы спешили в Кафедральный собор на площади Коммуне, чтобы начать новый день с молитвы и благословления католической церкви. На башне Торраццо звенел колокол, астрономические часы показывали положение дневного светила в знаке Девы. Эта была обычная осень в жизни итальянского города. Эта была необычная осень в жизни Софии, дочери садовника Франческо Конти, или маленькой Софи, как называл ее отец. Эта была ее 21-я осень, осень надежды и любви…
После третьего удара колокола Софи открывала магазинчик «Белая роза», выставляла на прилавки свежесрезанные цветы и ожидала покупателей. Ожидание не мешало ей наблюдать за прохожими. Первыми мимо вывески «Белая роза» проходила семья мясника Марко Риччи. Сытые и хорошо одетые муж, жена и дети важно следовали в собор вовсе не для молитвы: Риччи ежедневно напоминали о своем существовании и о статусе среди горожан. Софи всегда улыбалась, когда видела их надменные лица. Вот только Риччи даже и думать не хотели, что их вид может вызывать ироническую улыбку. Вторым на работу в пекарню спешил Карло Росси. Он вечно опаздывал и никогда не заглядывал в окошко «Белой розы». Далее, не торопясь, шел на службу во Дворец Коммунале Доменико Донати. Обычно он снимал шляпу, почтительно кланялся и улыбался. Софи отвечала на приветствие кивком головы и милой улыбкой. Четвертым по пути в Дуомо должен был следовать самый странный житель Кремоны, мастер скрипок Джузеппе Гварнери, по прозвищу дель Джезу. Он шел походкой одинокого, погруженного в свой мир человека, а его деревянные башмаки громко стучали по булыжной мостовой.