- Мои друзья думают о мировом господстве и ради него затевают новую мясорубку, - резко перебил Марию Дитрих. – Им мало людей и даже сверхлюдей: их теперь интересуют силы Земли и черный коловрат.
Женщина крепко прижала к себе поэта, закрыла глаза и внутренним взором «увидела» живую свастику, она двигалась по улицам Берлина и состояла из людей в черных одеждах, людей, держащих в руках огонь. Мария «услышала» стон, плач, свист пуль, грохот железных машин и взрывы снарядов. Тело женщины вздрогнуло – Мария открыла глаза:
- Будет еще одна война. Черный коловрат движется по Европе. Дитрих, мне страшно.
- Не бойся, Мария, не бойся. Войны не будет: я остановлю их.
Эккарт выскочил из гостиной на кухню, открыл бутылку с абсентом, сделал глоток, второй, третий, поставил бутылку на стол, вернулся к Марии, набросил плащ, постоял секунду в нерешительности, затем направился назад на кухню, забрал бутылку с абсентом, сунул ее в карман и прежде, чем выбежать из дому на улицу, задержался на пороге, как будто какая-то сила остановила его, поглядел на Марию, поцеловал и вышел из гостиной, плотно закрыв за собой дверь…
Эккарт не помнил, как добрался до штаб-квартиры. Зал был пуст, на стене висел новый флаг Германии. Дитрих сорвал его, бросил на пол и стал топтать ногами, выкрикивая при этом выученные еще в детстве ругательства.
На крик поэта прибежал Розенберг.
- Эккарт, опомнись! Что ты делаешь? – Альфред попытался остановить Дитриха.
- Не мешай мне, отойди. Войны не будет! Я не позволю…- кричал Эккарт, хотя слова звучали уже не так отчетливо, а резкие движения превратились в плавные.
- Ты пьян, Дитрих, - Розенберг встряхнул Эккарта за плечи, подвел к столу и усадил на стул.
Поэт вытащил из кармана плаща бутылку абсента, сделал несколько глотков, выругался, упал лицом на листки «Клятвы» во благо новой Германии и захрапел. Розенберг забрал у Эккарта абсент, положил на стол ключ от штаб-квартиры, поднял с пола флаг и удалился, оставив спящего Дитриха одного…
Проснувшись ночью, Эккарт вспомнил о Марии. Голова болела, но мысли были ясными. Дитрих взял ключ, открыл им дверь и вышел из штаб-квартиры Общества «Туле».
Дверь в доме Марии была не заперта. Дитрих испугался, но вошел в гостиную. За столом, возле стеклянного шара сидела Мария. Стул с высокой спинкой поддерживал ее безжизненное тело, лицо в полутьме было белым, от правого виска по щеке скатилась и застыла кровавая змейка. Эккарт прижался к стене и поехал вниз. Крик ужаса и боли застыл в его груди…
Глава 7
Изар медленно нес осенние воды. Мюнхен не торопился жить, хотя возраст города говорил не о долголетии, а о бессмертии, по крайней мере в бессмертие верили горожане, считая место на холме Петра святым – намоленным монахами со времен зарождения Германской империи. Мюнхен не помнил маленькой деревянной церкви, построенной монахами из Тегернзейского монастыря во славу апостола. Мюнхен не помнил и новой каменной церкви Святого Петра, заменившей старую постройку в XIII веке. Мюнхен был верен Иоганну Баптисту Циммерману, перестроившему собор в модном некогда стиле рококо. Мюнхен был верен архитектору-творцу, сделавшему новый образ Храма нерушимым и вечным, таким нерушимым и вечным, каким нерушимым и вечным был образ Христа, образ Богочеловека, рожденного, распятого и вознесенного.
Дитрих Эккарт, отрезвевший от смерти Марии, быстро двигался по улицам Мюнхена, стараясь опередить жизнь, чтобы вытравить из сознания образ убитой любви, найти Распятого Бога, который оставался истиной среди лжи древних рукописей и обмана, что парализовал не только общество, но и друзей поэта.
«Я им верил, я им доверял… а они…»
Что сделали они, Дитрих не желал знать. Неведомая сила гнала его по старым улочкам, гнала без остановки, без передышки и привела на Мариенплац, к колонне Девы Марии.
Люди подняли Деву высоко над землей, чтобы не дотянуться до нее не только руками, но и мыслями. Люди покрыли Марию золотом, чтобы глаза, смотрящие на нее, слепли в свете солнца и прозревали в лунном свете, приняв ночь за день.
У колонны Эккарт остановился. Золотой была не скульптура – золотой была его любовь, золотой была ее любовь…
Дитрих посмотрел в небо: чистое, бездонное, оно нависло над землей, отдавая синеву и прозрачность. Поэт ощутил огромный прилив сил и, подобно свастике, повернулся против часовой стрелки, не опуская взгляда вниз, на мостовую. Весь мир завращался вокруг Эккарта, а вместе с ним и Дева Мария. Чтобы устоять на ногах, Дитрих закрыл глаза, а когда открыл их, то не поверил себе: с колонны на поэта глядела Дева Мария, глядела глазами Марии Орсиг.