- Ты отпустила меня, Мария, отпустила, как сына, отпустила, как Его, но я жив, а ты мертва. Почему? – закричал Эккарт.
Мария молчала и медленно закрывала глаза. Одежда Девы засияла на солнце – поэт замер от восхищения и в шорохе ткани разобрал слова: «Найди Распятого Бога. Найди Великого. Он должен появиться в Мюнхене».
Не раздумывая, поэт начал новые поиски, но искал уже не на городских улицах и площадях, а в соборах, заглядывая в лица распятым куклам христианского мира.
В Азамкирхе, Театинеркирхе и даже в самой высокой в Мюнхене Фрауэнкирхе Распятого Бога не было: на Эккарта с алтарей глядел не Христос, а произведения искусства, выполненные разными мастерами в разное время, искусственные образы, созданные по единому образцу, передающие единое страдание и сотворенные для одной цели – прихожане должны знать, что страдания Бога и человека несоизмеримы, что страдания человека ничтожно малы, а масштаб страданий Бога не умещается в человеческой голове. Почему Бог приковал себя к кресту, Дитрих не знал, и на этот вопрос мог ответить только Он, Распятый, но Его не было: образы были пусты и созданы руками человека-мастера, а значит, могли передавать только человеческие мысли и чувства, пусть даже возвышенные, но человеческие. Да и людей уже достаточно давно интересовал след дьявола, оставленный у входа в Собор Святой Богородицы, а не сама Богородица и ее Сын. Ради отпечатки ноги темной силы приходили туристы в Альштадт, в Фрауэнкирхе.
«Мария сказала, что Великий должен быть в Мюнхене. Остался собор Святого Петра. Если не там, то… нигде…»
В соборе Святого Петра было людно: служили мессу во славу героям войны и мученикам за веру. Дитрих присел на скамью и вслушался в слова священника:
- Что вы ищите живого среди мертвых? Так обратился архангел к женщинам, пришедшим в воскресенье к Гробу Господнему. Он воскрес. Идите и сообщите эту весть людям. Так и ваши мужья, и ваши сыновья, погибшие на фронте, не умерли, а обрели жизнь вечную. Они живы в наших сердцах…
«Что же я ищу живого среди мертвых? – спросил сам у себя Дитрих и тотчас же ответил: - Он не умер, Он вечен, Он появится в Мюнхене. Евреи распяли Его – исказили правду. Я ненавижу евреев!»
Эккарт выскочил из собора на улицу, но не затем, чтобы уйти, а затем, чтобы остудить разгоряченные мысли. Легкий порыв ветра коснулся лица, и Дитрих принял его как знак благословления, знак поддержки. Когда служба окончилась, поэт вернулся в храм и с просьбой обратился к служителю:
- Я писатель Дитрих Эккарт. Вы не могли бы мне показать церковную библиотеку: меня интересуют первые записи Евангелия. Я хочу написать книгу о распространении христианства в Германии и о тех святых отцах, которые отдали жизнь во имя веры.
- Ваш труд угоден Господу. Мы не пускаем прихожан в библиотеку, но в порядке исключения Густав проводит Вас. У Вас есть один час. Думаю, этого времени будет вполне достаточно.
Юноша в черной сутане провел поэта в библиотеку, расположенную не в соборе Святого Петра, а в церковной пристройке справа, где находились, как догадался Дитрих, «администрация», воскресная школа и архив.
- Через час я вернусь за Вами, - произнес юноша и открыл ключом дверь в библиотеку.
Комната была небольшой. В центре стоял стол и два стула. Возле стен – от пола до потолка полки с книгами, рядом с одной из них – деревянная стремянка. Эккарт прошел вдоль полок, думая, что книги расположены не только в алфавитном, но и в хронологическом порядке, и не ошибся: древние сборники и рукописи стояли и лежали под табличкой «Раннее Средневековье. Книги Священного Писания». Руки поэта задрожали от волнения, пробежавшего по телу с головы до ног и ушедшего в землю – в каменный пол церковной библиотеки. Дитрих взял несколько рукописей, положил на стол, сел и стал медленно изучать тексты, написанные на латыни, древнегреческом и древнегерманском языках. Поэт плохо знал латынь, древнегреческий не знал вообще, а древнегерманский изучал когда-то в университете, поэтому обратил большее внимание именно на этот язык, пытаясь разобраться в общем смысле написанного и в отдельных словах.
Бережно разворачивая свитки, Дитрих всматривался в слова, как будто среди них искал того, кого не нашел в храме. Буквы были выведены аккуратно, чувствовалось, что переписчик никуда не торопился и даже в этом занятии видел служение Господу. Все рукописи на древнегерманском языке передавали трактовку Евангелий от Марка, Луки, Матфея и Иоанна. Не надеясь уже, что повезет прочитать нечто иное, Эккарт развернул последний свиток и был удивлен: текст говорил не о жизни и деяниях Христа, а о самом переписчике, его приезде из северной части Германии, о разговоре с неким ученым человеком, от которого он узнал о возможностях духа, о выборе, о кресте, о привязанности к миру и о попытке сойти с креста. Сколько ни всматривался в запись поэт, но слов «Иисус Христос», «Иерусалим», «Иосиф» и «Мария» не находил. Правда, Дитрих заметил, что несколько раз повторяются слова «Творец», «Создатель», «Дух» и «огненный белый крест».