Райан потянулся за очками, но пальцы нащупали пустой футляр. В комнате уже побывала мама.
Когда рука мазнула по стакану воды на тумбочке, в памяти всплыли ошметки сна, пахнущие теплицей и сырыми стенами. Судя по ощущению серебристого холодка, Райану снова приснился Стеклянный дом.
Сколько Райан себя помнил, Стеклянный дом приходил в его сны раза три в год. Мальчик никому об этом не рассказывал. Главным образом потому, что сны эти имели странный, едкий привкус, их хотелось поскорее забыть. Но сегодня образ был иной, сырой, будто покрытый росой.
Райан вылез из постели, на ощупь выбрался в коридор и сполз по лестнице. Когда он ввалился в гостиную, отец оторвал взгляд от кроссворда.
– Доброе утро. Где очки потерял?
– Мама забрала, – сообщил Райан.
– Опять двадцать пять. – Отец через плечо посмотрел на дверь кухни, традиционно решил, что скорость звука выше скорости тела, и заорал: – Энн!
– Да ладно тебе, – встрял Райан. – Не мешай маме варить кофе, не любит она этого.
– Энн! – снова крикнул отец. – Твой сын вслепую носится по лестнице, он так свернет шею. Я уже привык, что у нас есть ребенок, давай не будем его убивать?
Тихо пшикнул баллончик, и до Райана долетел голос матери:
– Джонатан, скажи, пусть наденет линзы, надо к ним привыкать.
– Ага, особенно когда есть риск попасть на фотографию, – рявкнул отец.
Райан знал, что в других семьях люди для беседы собираются в одном помещении. Однако его родители не утруждали себя лишними телодвижениями, предпочитая перекрикиваться из разных концов дома, и никогда не изменяли этой привычке.
– Кстати, о ком из жертв будешь сегодня рассказывать?
– Джонатан, не называй моих героев жертвами.
Райан искренне хотел бы не считать маминых героев жертвами. Увы, не получалось. Мама работала «неофициальным биографом», то есть ходила по вечеринкам, знакомилась со звездами, а потом, не получив согласия, писала о них книги, где на лицевой стороне обложки красовалось золотое тиснение, а на задней – словечки вроде «сенсационный» и «бескомпромиссный». Как правило, звезды были не в восторге. Одна художница, Пипетта Макинтош, так разозлилась, что из баллончика покрасила в розовый их живую изгородь. Мама чуть не прыгала от счастья, потому что каждый скандал означал новые статьи в газетах.
– В общем, «На бис!» хотят обсудить книгу, над которой я работаю, про Сола Паладина. Помнишь, актер такой.
– Ах, этот.
Отец Райана был театральным критиком, хотя едва не поступил на юридический факультет. Из него получился бы отличный юрист. Райан представлял, как отец входит в зал суда, высокий, элегантный, в красной мантии и белом парике, по дороге замирает и подмигивает присяжным, эдак медленно, с намеком. Отец любил говорить в пространство, будто перед ним сидит невидимый ценитель тонкого юмора и необычных словосочетаний.
– Роняет фразы, как крошки изо рта, – промурлыкал отец. Переключившись на театральные мысли, он совершенно позабыл о сыне.
Райан уловил намек и выскользнул из комнаты, причем в буквальном смысле. В коридоре, гостиной и кухне сиял отполированный паркет, линии на котором сплетались в невероятные узоры. Райан давным-давно выяснил, что в носках по нему можно кататься, как по льду.
Он въехал в кухню на одной ноге и, чтобы не упасть, оперся рукой о стену. Долгая работа кофеварки не прошла бесследно, пальцы скользнули по липкому конденсату, как по мокрому стеклу, и в голове снова всплыл давешний сон. Райан вспомнил, как летел по коридорам Стеклянного дома, он куда-то торопился…
Но стены кухни, хотя и отсыревшие, не спешили превращаться в стекло. У стола стояла мать. Ее пальцы теребили орхидею в вазе, будто расправляя на ребенке школьную форму. Ее лицо сливалось в мутное пятно, но по движению длинной черной косы Райан понял, что мать качает головой, как всегда делала от нетерпения или волнения.
– Мама, верни очки.
– Без них тебе лучше. – Мамин силуэт приблизился. – Дай на тебя посмотреть.
Райан ощутил мамины пальцы, дергавшие его, как недавно орхидею. Может, она думает, что если долго мять сына, из него получится что-нибудь приличное? Но что ни делай, глаза и волосы оставались цвета грязи, и никакие силы не добавили бы ему ни роста, ни шарма.
– Так, сынок, это что такое? – Мать повернула его руку ладонью вниз и поднесла к лицу, большим пальцем потерла пятнышко между костяшками. Кожа там оказалась настолько чувствительной, что прикосновение вызвало у Райана желание отдернуть руку. Мать осторожно царапнула болезненное место, и ноготь зацепил бугорок на коже. – Бородавка, что ли? Райан, следи за собой, если такие штуки будут появляться в других местах, скажи мне, я отведу тебя к специалисту.