– Как ты попала сюда? – наконец спросила Агарь.
– Я пришла искать тебя, – проговорила девочка, опустив голову.
– Я не спрашиваю тебя, почему ты пришла. Я хочу знать, как ты нашла меня. Никто здесь не знает моего настоящего имени.
– Один человек знает, – ответила Гитель.
– А! Понимаю, господин Каркассонна.
– Я обещала не рассказывать, – прошептала Гитель. – Но я не сомневалась, что ты догадаешься.
– Каким образом тебе пришла в голову мысль разыскать Каркассонну?
– К кому же мне было обратиться? Я никого не знаю. Приехав сегодня утром, я тотчас направилась к барону, было девять часов, и меня не приняли. Я пришла еще раз, потом еще. В третий раз я встретила господина Каркассонну. Он добрый. Он пожалел меня.
– Итак, он сказал тебе мое имя и мой адрес?
– Да, после долгих колебаний. Было около шести. Я пошла пешком и заблудилась в этом огромном городе. После семи часов я дошла до большого красивого дома. Ты там живешь, Агарь?
– Да. И что же ты сделала?
– Я спросила мадемуазель Жессику, как мне велел Каркассонна. Какая-то дама сказала мне, что ты только что ушла, не обедаешь дома и будешь вечером во «Французской комедии». По правде говоря, я не поверила. Я думала, что она не хотела впустить меня, но я взяла извозчика и приехала сюда. Когда поднялся занавес, я почувствовала, что ты здесь.
– Что тебе еще говорил обо мне Каркассонна?
– Ничего, уверяю тебя. Боже мой! Боже мой!
– Что такое?
– Как ты красива, Агарь! Только теперь я это поняла. В «Колодезе Иакова» ты была хороша. Но теперь!…
– Тише! – Агарь с силой сжала руку девочки.
Молодой гвардеец, оставив зал, для успокоения совести прошелся по кулуарам. Пройдя мимо них и не без удивления посмотрев на женщину в собольем манто, разговаривающую с посетительницей галерки, он, покачав головой, возвратился на свое место.
– Агарь, – робко спросила Гитель, – твои кольца настоящие?
– Молчи! – прервала ее Агарь. – Ты сказала «Колодезь Иакова»?
– Да.
– Скажи мне, как там живут?
Гитель горько улыбнулась.
– Как живут? Я думаю, ты должна догадаться, раз я пришла за тобой.
– Никто, никто не пришел вам на помощь, с тех пор как я уехала? – спросила Агарь прерывающимся голосом.
– О, если бы нам помогли! Нам только посылали деньги. Даже больше, чем нам было нужно.
– И?
– И произошло нечто очень странное. Чем больше денег мы получали, тем хуже шли дела. Для такого дела, как наше, нужно нечто большее, чем деньги.
– Что?
– Я не знаю. Нужна радость, доверие. То, что чувствовал даже самый большой скептик, когда ты была среди нас.
– А теперь? Мадемуазель Вейль?
– Мадемуазель Вейль? – повторила девочка, печально улыбнувшись. – Мадемуазель Вейль покинула «Колодезь Иакова».
– Мадемуазель Вейль больше не в «Колодезе Иакова»?
– Она единственная, покинувшая колонию против своей воли. Она в Вифлеемской больнице.
– В Вифлеемской больнице? Она, значит, помешалась?
– Да, – сказала Гитель.
– Сошла с ума, сошла с ума, – повторяла Агарь.
– Она была не в своем уме уже тогда, когда ты уехала. Потом пошло и пошло. В конце концов пришлось отправить ее в дом для умалишенных. О! Она не страдает буйным помешательством, но Ида Иокай, которая ее лечит, говорит, что ее болезнь неизлечима.
– Ида Иокай лечит ее?
– Ида Иокай ведь тоже уехала из колонии. Ей неоднократно делали выгодные предложения. В Палестине ощущается сильный недостаток во врачах. Сначала она отказывалась. Но от людей нельзя же требовать вечной преданности. В конце концов она соблазнилась одним особенно блестящим предложением и уехала. – На мгновение они замолкли. Гитель опустила глаза. Она не видела слез, которые медленно катились по щекам Агари.
– А… он? – наконец вырвалось у нее.
Гитель вздохнула.
– Он? Он еще жив. Это все, что я могу тебе сказать.
– Он жив!
– Да. Это чудо. Когда стало известно, что ты не возвратишься и мадемуазель Вейль лишилась рассудка, мы не надеялись, что он долго продержится. Но этот человек обладает совершенно непонятной, сверхъестественной энергией. Ты ведь помнишь его состояние, когда ты уехала от нас. Ты можешь себе представить, что сделалось с ним, когда от тебя не было больше известий. Он был на краю гибели, но остался жив. Каким чудом – непостижимо. Но он почти ослеп. Иногда он целыми днями не произносит ни слова. Его борода и волосы поседели.
– А он когда-нибудь говорит обо мне? – спросила Агарь.
– Никогда, – ответила девочка.
По временам до них доносился все более и более усиливавшийся шум аплодисментов. Агарь вытерла слезы и отрывисто спросила:
– Сколько в настоящее время колонистов в «Колодезе Иакова»?
– Тридцать.
– Как? Тридцать?
– Двое из тех, что были при тебе, умерли, остальные уехали.
– Новых, значит, не прислали?
– В Палестину приезжают все реже и реже, а те, которые приезжают, говорят, заранее знают о месте своего назначения и делают все возможное для того, чтобы не попасть в «Колодезь Иакова».
– Скажи мне, как ты решилась поехать в Париж?
– Я поняла, что так нужно, и потом я думала, что ты вернешься назад.
– Я не о том говорю. Как ты все устроила, где ты взяла деньги? Ты предупредила кого-нибудь?
– Я никого не предупреждала. Я только оставила письмо, что возвращусь не позже чем через месяц.
– А деньги у тебя были?
– Уже давно я думала поехать и найти тебя. Когда мадемуазель Вейль отправилась в больницу, она мне оставила свои золотые часы и два или три колечка. Я их продала. Кроме того, у меня было немножко своих денег. Этого было достаточно для поездки сюда. У меня ничего нет на обратный путь, но это ничего, так как я чувствую, что возвратиться без тебя свыше моих сил. Я почему-то была уверена, что если только найду тебя, то без тебя назад не поеду. Теперь другое дело. Я начинаю понимать, что приехать в Париж – еще не самое трудное. Самое трудное…
Агарь растерянно посмотрела на нее, как бы умоляя не продолжать.
Но девочка закончила:
– Самое трудное, как я поняла, это уехать.
– Уехать? Что ты хочешь сказать?
Гитель не ответила. Она взяла руку молодой женщины и нежно ласкала ее.
– Агарь, – восторженно шептала она. – Боже мой, как ты прекрасна!…
Танцовщица хотела высвободить руку, и манто соскользнуло с ее плеч. Она осталась полуобнаженная, в роскошном платье из парчи и золота.
– Боже, Боже мой! Это ожерелье! Это платье! Как ты красива и как ты, должно быть, счастлива, Агарь! – глухо вскрикнула Гитель.
– Не смотри на меня! – резко сказала Агарь.
В то же время она быстрым движением натянула на плечи манто, как бы желая защитить от глаз девочки свои драгоценности и обнаженность.
Первое действие кончилось. Изо всех дверей зала с шумом и гамом хлынула толпа зрителей.
Агарь наклонилась к Гитель:
– Слушай, – сказала она, – слушай внимательно. Ты возьмешь свое пальто и шляпу, а потом…
Она подвела ее к окну.
Отсюда была видна площадь Французского театра, освещенная электрическими фонарями, отражающимися в мокром от мелкого дождя асфальте.
– Видишь, там, налево, почти на середине площади, возвышение с часами. Пойди туда сейчас же и жди меня. Через десять минут я приду.
Агарь быстро спустилась вниз. По дороге она на мгновение остановилась перед зеркалом и мельком взглянула на свое отражение. Только теперь она поняла, чего ей будет стоить эта жертва.
В ложе она застала только Жана Риго и графа де Биевра.
Увидев ее, оба радостно воскликнули:
– Наконец! Как вы себя чувствуете? Ну и беспокоились же мы!
– Вы не встретили остальных? – спросил де Биевр. – Они ищут вас по всему театру. Гильорэ пошел с одной стороны, Люси Глэдис с другой. Только что пришедший Поль Эльзеар присоединился к ним.