Вот уж трактор с прицепом тарахтит у крыльца, уж Павлик нетерпеливо ерзает в кабине, и сложены самые необходимые на первое время пожитки: стол, стулья, кровать с раскладушкой, узлы с одеждой и бельем. И вся деревня сошлась сюда как бы в заблаговременной тревоге: каждый чувствовал, что Шумилино лишается самой опорной семьи. Переговаривались между собой:
— Худо будет нам без своего-то тракториста.
— Чай, недалеко уезжает:
— Правильно, что надумали в Ильинское. Я бы сама здесь не осталась, если бы квартиру-то дали, — призналась Евстолья Куликова.
— Конечно, дело молодое, — прибавил Федор Тарантин. Одетый совсем по-зимнему в шапку-ушанку и большущие валенки с галошами, он добродушно щурил спрятавшиеся в морщинах голубоватые капельки глаз. — Это уж мы, старые пеньки, будем догнивать на месте.
— А по-моему, зря едут от такой-то приволы: тут тебе и река, и бор, и покос. В селе, как ни хвали, тесновато, — не согласился придирчивый Евсеночкин. — Казенная квартера все-таки не собственный дом. Вот помяните мое слово…
— Ты своим аршином не меряй, — одернула его Прасковья Назарова. — Возьмут да перевезут избу, коли понадобится.
Теща вынесла на крыльцо Ванюшку. Не понимая происходящего, он надувал щеки, изображая треск трактора.
Когда Сергей с Татьяной забрались в кабину, мать все еще суетилась возле гусеницы, давала последние наказы:
— Поезжайте, милые мои. Дай бог вам счастья на новом месте! За Ванюшку не беспокойтесь…
Как-то жалко вся съежилась, вытирая глаза кончиками платка, хоть и недальние были проводы. Трактор тронулся, оставляя на мокром снегу черный, пропечатавшийся до земли след. Шумилинцы еще плотней сбились в кучку, точно оставались зимовать на каком-то неуютном, холодном островке; даже Василий Капитонович Коршунов, по странности поврежденного ума стоявший дотоле в сторонке, приблизился к людям. Всю свою жизнь Сергей прожил среди них, и вот пришел срок расстаться.
— Мама, мам, мы будем жить в новом доме? — тормошил мать за руку Павлушка.
— В новом, мой хороший, — счастливо отвечала она.
— А Ильинское большое, там, наверно, сто человек живет.
— Еще бы! И ребят там много, подружишься с ними.
Да, они ехали к новой жизни, ехали по первоснежью, дополнявшему чувство новизны, и трактор был слишком медленным транспортом. В селе их встречали друзья Сергея по работе, шутливые мужики и парни, готовые покидать с рук на руки привезенные вещи.
Квартира занимала полдома, срубленного из сосны, в ней было гулко, свежо, необжито, но уже сейчас предвиделся будущий уют этих солнечных комнат, пока заполненных только возбужденными голосами и топотом сапог. Кто-то сбегал по воду на колонку, кто-то принес дров и растопил обе печки: голландку и кухонную плиту.
Умудрились спроворить тотчас нечто вроде новоселья. Стульев все равно не хватило бы, поэтому стоя толпились вокруг стола, дружно поздравляли Сергея и Татьяну, и напрасно она извинялась, что не могла приготовить стол как следует. Здесь собрались все их теперешние соседи, и рядом с ними можно было чувствовать себя уверенно.
Явился на огонек сам Ерофеев, шутя пожурил механизаторов:
— Хозяева едва успели сапоги о порог околотить, а вы уж тут как тут.
— Это у нас, Степан Данилович, репетиция перед настоящим-то новосельем, — в тон председателю ответил Михалев.
Ерофеев не отказался выпить вместе со всеми и продолжал словоохотливо:
— Я рад, что вы приехали, думаю, привыкнете к новому месту, понравится. Вон кому можно позавидовать, — показал в окно на Павлика, лепившего во дворе снеговика вместе с другими мальчишками, — как век тут жил. Признаться, я люблю позаглядывать вдаль, и жизнь впереди мне видится хорошая.
— Известное дело — коммунизм, — подхватил Федя Чуркин.
— Нет, дорогой мой, до коммунизма еще далеко, — поправил его Ерофеев. — Ты вот вчера свалил у фермы сено, попятился назад — придавил половину воза гусеницами.
— Мало ли, быват…
— Нет, это не пустяки. Небось, каждый из вас свое сено так подберет до последней травинки, а колхозное, значит, можно бросить кое-как. А?
Ни Федя, ни кто-то другой не возразили ему, потому что понимали правоту председателя. А он, почувствовав сбой в разговоре, перевел его в другое русло:
— Что-то у нас хозяюшка не приостановится, бегает туда-сюда?
— Да ведь как же? Все в кучу свалено, — оправдывалась Татьяна.