Едва он об этом подумал, как все так и происходит, и он смущенно бормочет:
– Извините меня...
– Ничего... Я привыкла...
Выходит, даже его интимные рефлексы – это часть процесса, каждый этап которого известен заранее!
– Ладно, на сегодня достаточно.
Она укладывает его обратно в постель и накрывает одеялом.
– Какие каши вы больше любите – на молоке или на воде?
Он что-то ей ответил. Она принесла плошку слишком на его вкус сладкой каши и стала кормить с ложечки.
Он еще ест, когда входит старшая медсестра.
– Кажется, тут дела идут неплохо.
М-ль Бланш докладывает:
– Он просидел на краю кровати почти пять минут.
– Хорошо! Очень хорошо!
И, указывая на капельницу с глюкозой, добавляет:
– Это уже можете убрать.
Могра кажется, что слишком уж они его торопят. Такое впечатление, что он за ними не поспевает. Они спешат вернуть Могра в мир, который так долго был его миром. Но он к этому не готов, не верит, что у него получится, и к тому же подозревает их в желании поскорее от него избавиться.
Приходят две итальянки со своими тряпками и швабрами. В коридоре работает пылесос. Раньше он его не слышал и теперь делает вывод, что им пользуются раз иди два в неделю. Какой-то мужчина вкатывает пылесос к нему в палату, и, пока он работает, у Могра гудит в голове.
Сразу после уборки приходит парикмахер.
– Хотите, я вас подстригу?
– Не сегодня.
– Смотрите-ка, мадемуазель Бланш, ваш больной-то заговорил!
И, обращаясь к Могра, парикмахер добавил:
– Здорово, правда? Я видел таких, которые от радости буквально обливались слезами.
Могра не уверен, что это были слезы радости. Разве другие не испытывали, так же как и он, страха, когда барьер внезапно исчез? Это ведь первый шаг насильственного возвращения к людям. А что еще они будут заставлять его делать?
В палату широким шагом входит вчерашний врач с глазами-шариками за толстыми стеклами очков и обращается сперва к сиделке:
– Ну, как прошло воскресенье? Окрестили?
– Да, было очень весело.
– А как вы сегодня себя чувствуете?
У Могра плохое настроение, которое после прихода врача испортилось еще больше. Чуть раньше, когда м-ль Бланш рассказывала о своей сестре, он спросил у нее:
– А вы? Не подумываете насчет того, чтобы выйти замуж?
– Ну, во-первых, для брака нужны двое. Да и обстоятельства должны позволять...
Когда она говорила это, в глазах у нее таилась грусть, и теперь Могра, кажется, понял ее причину. Ему почудилось, что между девушкой и студентом-практикантом существует некая близость, которую нельзя объяснить только тем, что они работают в одной больнице. Он обращается к ней на «вы». Она тоже. Но это напоминает игру. Могра готов поклясться, что взглядами они сказали друг другу примерно следующее:
«Не показался ли тебе день слишком длинным? Ты хоть иногда вспоминала обо мне?»
«Все время, дурачок. А ты? У тебя было много работы?»
Могра не уверен, что прав. Ему уже доводилось встречать подобные пары на улице, и он всегда был ими очарован. Они не держатся за руки, идут как все, и тем не менее с первого же взгляда чувствуется, что эти двое находятся в полной гармонии и образуют словно бы ядрышко в гуще толпы. Могра иногда шел вслед за такой парой, следил завистливым взглядом, будто желая проникнуть в их секрет, но раньше или позже они скрывались в метро или кинотеатре.
– Теперь от вашей афазии остались лишь неприятные воспоминания. Вы рады?
Все они почему-то считают, что он должен этому радоваться. Будет ли это ложью, если ответить им утвердительно? Сумеет ли объяснить, как обстоит дело в действительности?
Впрочем, в каком-то смысле он и впрямь рад. И тем не менее будет продолжать защищаться, не позволит им вытолкнуть его в жизнь раньше времени. Рене пока не уверен даже, хочется ли ему туда возвращаться.
– Профессор осмотрит вас позже, сейчас он очень занят. Один за другим прибыли два очень тяжелых больных.
Они переглядываются над его постелью, и Могра всякий раз кажется, что сердца их ликуют. Но ему-то какое до этого дело, ведь он не влюблен в м-ль Бланш? Ее личная жизнь его не касается. Он убежден, что у Жозефы есть любовники, но и это его не волнует, хотя решил, что если поправится, то непременно займется с ней любовью.
– Он ел что-нибудь?
– Поел каши, безо всякого труда.
– Отлично! Тогда мне лишь остается пожелать вам обоим хорошо провести день.
Она провожает студента до двери, но в коридор не выходит, по мнению Могра, намеренно: она явно поняла, что он разгадал их тайну. Потому-то, вернувшись к постели, м-ль Бланш выглядит немножко не так, как обычно, исподтишка поглядывает на Могра и в конце концов произносит:
– Славный парень. Профессор Одуар считает его своим лучшим ассистентом.
И достойным похвалы! Он же работает, чтобы было чем платить за учебу! Будущий профессор! Анжель все это уже рассказала. Но ему-то что? Он ведь не собирается разводиться и жениться на м-ль Бланш.
«Для брака нужны двое», – сказала она. Их и есть двое. «Да и обстоятельства должны позволять...»
Может, практикант женат? Могра не посмотрел, есть ли у него на пальце обручальное кольцо. У м-ль Бланш нет. Быть может, они ждут, когда молодой врач обретет прочное положение? Они любовники или нет?
Сегодня утром все идет очень быстро. Сразу видно, что уже не воскресенье. Можно подумать, что все вокруг стараются возместить свое вчерашнее отсутствие и принимаются за дела с удвоенной энергией. Все везде кипит. Хлопают двери, по коридору чуть ли не бегом спешат медсестры. А вот и Одуар: он тоже спешит, но держится естественнее, чем прежде.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, доктор.
– Вы, кажется, уже сидели на краю кровати? Замечательно. Радует меня и то, что воспаление дыхательных путей прошло довольно быстро. Это вам позволит поскорее приняться за восстановление нарушенных функций. Наш друг Бессон еще не заходил?
М-ль Бланш по привычке отвечает вместо Могра:
– Пока нет.
Должно быть, и Бессон у себя в Бруссе наверстывает упущенное время.
– Я вижу, вы уже начали питаться обычным способом. Теперь вам будет не так противно здесь лежать. У вас хороший аппетит?
– Не очень.
Отвечает Могра не слишком уверенно. До сих пор его мнения никто не спрашивал. А теперь, когда обратились к нему, он сбит с толку, ему неловко, хочется привести в порядок свои мысли, однако оставлять его в покое пока никто вроде не собирается.
Окружающие уже кажутся иными. Одуар превратился в обычного человека. Теперь это уже такой же врач, как и все другие, который, наклонив голову, машинально щупает пульс, выслушивает с помощью стетоскопа и безразличным голосом произносит слова, которые ему приходится повторять по сто раз на дню:
– Покашляйте... Дышите... Еще покашляйте... Хорошо...
Одуар тоже желает Могра хорошо провести день и отправляется помогать другому больному, потом следующему – и так вплоть до возвращения домой.
Уже полдень, а у Рене не было еще ни минуты покоя. По коридору с металлическим грохотом провозят тележки с кастрюлями. М-ль Бланш на несколько секунд выходит и возвращается с тарелкой бледно-зеленого пюре, которым, присев на краешек кровати, начинает кормить с ложечки Могра.
Именно этот миг и выбрал Бессон для своего появления; Могра сердит: он ощутил такую же неловкость, как утром, когда сестра его обмывала.
– Ну, что я тебе говорил, мой милый Рене?
Разумеется, говорил, а теперь торжествует!
– Надеюсь, ты понимаешь, почему я не был у тебя вчера. Ты же знаешь Ивонну... Если она проводит воскресенье вдали от «Мельницы» и своих внуков, то буквально заболевает... Теперь, когда ты снова обрел дар речи, твоя жизнь изменится. Я, например, не вижу ничего плохого в том, чтобы твой заместитель со смешной фамилией, которую я вечно забываю...