Реализация коммунизма как борьбы за функцию и ее отрыв от субстанции объясняют, почему, казалось бы, внешне столь близкий коммунизму по формам фашизм на самом деле — его главный враг, почему они несовместимы. Разумеется, я имею в виду не геополитику, а социальную, «классовую» «войну миров». Понятно, что это две разные альтернативы, два альтернативных проекта овладения функцией и ее использования. В одном случае — для контроля над субстанцией как над богатой бюргерской невестой, а в другом — для ее уничтожения на разинско-пугачевский манер после захвата и овладения: «И за борт ее бросает в набежавшую волну». Понятно также и то, что именно фашизм («тоталитаризм») был призван предотвратить полную функционализацию капитализма там, где возникла такая опасность (например, опасность коммунизма в Германии 20–30-х годов). В этом (но только в этом!) смысле тоталитаризм есть, если пользоваться шпенглеровским термином, «псевдоморфоза» коммунизма (и, кстати, как всякое «псевдо», при прочих равных условиях, в схватке с аутентичным шансов не имеет).
Итак, для коммунистической революции не нужен высокий уровень развития капитализма. Такой уровень блокирует революцию, равно как блокирует ее и отсутствие всякого уровня. Иначе говоря, необходима середина, и Ленин правильно понимал это. Однако как только коммунистическая революция произошла и получила свой оплот (исторически — в виде СССР), дальнейшие коммунистические революции, которых без этого оплота никогда бы не было, не требуют уже даже и среднего уровня. Достаточен — любой. Уже неважно — ГДР или Кампучия. Все может быть вобрано в мировую антикапиталистическую систему. Достаточно зафиксировать, провозгласить властно-идейный изоморфизм: марксизм-ленинизм, авангардная партия трудящихся, поддержка действий СССР на мировой арене.
Эту черту коммунизма очень хорошо уловил русский юрист, специалист по международному праву Н.Гронский. Он отказывал СССР в статусе государства вот по какой причине: «…Советская Республика гостеприимно открывает двери перед всеми народами и государствами, приглашая их ко вступлению в Союз при одном лишь непременном условии — провозглашении советской формы правления и осуществлении коммунистического переворота. Стоит жителям Борнео, Мадагаскара или Зулуланда установить советский строй и объявить коммунистические порядки, и лишь в силу их заявления, эти новые, могущие возникнуть советские республики принимаются в Союз Советских Коммунистических Республик. Если бы Германия захотела перейти к благам коммунистического строя или же Бавария, или Венгрия захотели бы повторить опыты Курта Эйснера и Бэла Куна, то и эти страны могли бы войти в Советскую Федерацию… Не обладая устойчивостью современного государства и определенностью границ, СССР не обладает и полноправной международно-правовой личностью. Трудно признать нормальным членом международного общения организм, который в силу своего основоположного акта — конституции может в любой момент прекратить свое существование или же изменять кардинально внутреннее свое содержание» (2, с. 180–181).
Другими словами, разрыв с субстанцией — любой, уже даже не обязательно с капиталистической, но обязательно с помощью капиталистической функции, взятой либо в натуральном, либо в персработанно-советском виде, — вот путь в Мир Коммунизма, в Функциональное Зазеркалье капиталистической системы.
В самом общем смысле для коммунизма необходим определенный уровень развития функциональных форм: либо достигнутый в результате включения в капиталистическую систему, либо — в послевоенный период — обеспеченный подключением уже к «лагерю мирового социализма». Такие факторы, как колониальный гнет, война, интервенция, лишь дополняют необходимое условие, усиливают коммунизм как процесс отрицания субстанции капитала и его функциональных органов с помощью его же функций. Главное — в этом отрицании, а не в субстанции — капиталистической или местной. Именно поэтому в столь разных странах, как СССР и Куба, Румыния и ГДР, Монголия и Чехословакия, суть, природа коммунизма идентична. Ошибочно выводить коммунизм непосредственно, линейно из исторического прошлого, местных традиций. Традиции и прошлое названных выше стран были очень разными, коммунизм был один и тот же везде. (Что не означает, однако, полного уничтожения этих традиций — подобное в истории вообще невозможно.)