Союзником капитала в борьбе против Старого Порядка выступали социальные низы, носители народно-социалистических идеалов. На рубеже XVIII–XIX вв. под буржуазно-социалистическими ударами Старый Порядок пал. Старый Порядок был сломлен внутрисистемными (т. е. уже не великими капиталистическими) революциями капиталистической эпохи. Я предпочитаю этот термин термину «буржуазная революция» по ряду причин. В том числе и потому, что эти революции как революции буржуазные — миф. Его создала либеральная традиция, а Маркс некритически заимствовал. Поскольку капитал — это единство несовпадающих субстанций и функций, поскольку социальная функция капитала автономна, любая революция капиталистической эпохи является теоретически в той же степени социалистической (не путать с коммунистической), что и буржуазной. И чем более социалистической, тем более великой. Не случайно самой великой из капиталистических революций была французская, в которой решающую роль играла вовсе не буржуазия и в краткосрочной перспективе выиграла вовсе не буржуазия, в результате чего развитие капитализма во Франции затормозилось на 70 лет. Но, разумеется, были и буржуазные революции. И чем буржуазнее — тем мельче. История революций капиталистической эпохи еще не написана, как и история Старого Порядка, который предстоит переосмыслить, по крайней мере, в качестве технологии власти. Как знать, не придется ли Европе и России обратиться к этому «технологическому опыту» в XXI в.?
Отступая и уступая, Старый Порядок просуществовал в Европе до войны 1914–1918 гг. Разрушение некапиталистических («раннекапиталистических») форм Старого Порядка в ходе развития капитала и под натиском социальных низов внанесло удар и по самому капитализму. Й.Шумпетер писал, что, разрушая докапиталистический (сам Шумпстер ошибочно называл Старый Порядок феодальным, но в данном случае это не имеет значения) каркас общества XIX в., разрушая институциональные устройства, оставшиеся от предыдущей эпохи, «капитализм разрушал не только барьеры, которые мешали его прогрессу, но также и те несущие конструкции, которые не давали ему обрушиться» (31, с. 135, 139).
Речь по сути идет о том, что благодаря Старому Порядку капитализм получал от «некапитализма» некую двойную или, по крайней мере, полуторную массу и тем самым компенсировал свою неспособность до поры охватить социально даже само ядро мировой капиталистической системы. Как только Старый Порядок был изжит и перемолот в войне 1914–1918 гг. и ткань ядра стала целиком буржуазной, понадобился некапиталистический «пузырь-балансир» вне его, на мировом уровне. Думаю, поэтому некапиталистическая константа, некапиталистическая компонента двойной массы капитализма и откристаллизовалась вне ядра именно тогда, когда Старый Порядок в ядре превратился в пепел и уже не мог обеспечивать двойную массу, обеспечивать пространство развития функциональных элементов капитализма.
И хотя, повторю, в нокдаун Старый Порядок — и политически и морально — послала Великая французская революция, он тем не менее продолжал сопротивляться еще в течение столетия. Окончательно разделалась с ним мировая война 1914–1918 гг. В ее логике просматривается много разных линий; одна из них — окончательное решение «старопорядкового» вопроса, ликвидация остатков Старого Порядка и его вялогероическое сопротивление. После Великой войны (а именно так называли войну 1914–1918 гг. люди XIX в., воевавшие в ней; война 1939–1945 гг. воспринималась уже людьми, выросшими в XX в., а потому не казалась великой; страшной — да, и нормальной — тоже; но не великой) от Старого Порядка остаются лишь останки, он сводится до камерных форм.
Кстати, значительная доля шарма романов и повестей Агаты Кристи заключается в том, что их действие происходит на островках и оазисах Старого Порядка, будь то «Восточный экспресс», провинциальный городок в Англии или судно, совершающее экскурсии по Нилу, наконец, старый замок — посреди пепла и пустыни Времени XX в. Показательно и то, что в «длинные 20-е», как отмечают специалисты, по сути умирает детективный роман и его место занимает роман полицейско-криминальный, где главный герой — человек толпы, будь то полицейский или преступник (32, с. 25, 153). Детектив — это, как правило, в своем роде, аристократ. Это — субстанция, а не функция.