— Так ведь, батюшко! — всплеснула руками женщина. — Только не гоните сразу — выслушайте сперва! Всё как есть расскажу — как перед Богом! Началось это у меня уж с год как… Сначало-то — как спать лягу — словно кто-то говорить начинает, прямо тут, в голове. Да такие страсти, что сна никого не было. Выспаться никак не могла — только задремлешь, он и начинает…
— Вон как. — затеребил свою бороду, по-доброму усмехаясь, отец Зосима. — Дивные дела… Ну, вот ты говоришь — «он». А кто это такой «он»-то? Как сама думаешь?!
— Так, батюшко! Мне откуда знать?! Я баба глупая. К батюшке нашему пошла поперву — выгнал из церкви меня, слушать не стал…
— Вон как. Хм. Ну ладно, на всех один Судья. Ты продолжай, продолжай.
— Ну вот. А как из церкви-то вернулась — заругал он меня сильно. Этот, что в голове. Три ночи к ряду спать не давал — всё ругал, ругал. А потом сны начались эти страшные…
— Сны?!
— Ну да, сны, батюшко! Вспомнить страшно…
— А значит, теперь ты их, эти сны больше не видишь?
— Теперь нет.
— Хм. Так а о чём сны-то?
— Так ведь о том что будет, батюшко! — истово перекрестилась Зинаида. — Сначало-то, говорил он мне о маловажном всё: кто да сколько где ворует, ещё что худое творит. Смерть Стасика Важаева — сына соседки моей до дня предсказал. Так оно и случилось — убрался парень от наркотиков этих… Я к Нинке-то Важаевой, матке его, за день до этого и пошла — всё, как знала, рассказала ей. Так выгнала меня с порога тряпками, а через день и сын-то её убрался… Так она явилась потом под окна ко мне, да стёкла все каменьями побила. А как кричала-то…
— Значит, говоришь, Зинаида, как «он» тебе говорил, так всё и происходило? Всё исполнялось?
— Всё, батюшко! И про сына моего Ваньку — всё рассказал. А ведь он у меня в тюрьме сидит, Ванька-то. Больной он совсем там, говорит — домой не вернётся. А Ванька-то об этом молчок. Я ж собралась тогда и поехала. Смотрю на него, родненького — и по глазам вижу: не жилец он. А врач-то тюремный и подтвердил — СПИД у него. А он-то молчал всё…
— Страшны дела Твои, Господи! — перекрестился, встав со своего стульчика, отец Зосима. — Ты продолжай, рассказывай!
— Я домой доехала сама не своя — ведь один он у меня, кровиночка! Так-то я одна совсем, никого не осталось. А как вернулась, легла дома, рыдаю — удавиться даже хотела.
— Это грех большой, Зинаида. Даже думать о таком не дерзай — Господь не для того жизнь тебе подарил, чтобы ты так вот с нею…
— Да знаю, батюшко! Взяла себя в руки — а «он» меня утешать начал. И хорошо, говорит, что сын твой до войны уберётся — тем, кто живые тогда будут, совсем худо станет. И ты, говорит мне, тоже к сроку умрёшь — и час, и день назвал.
— И день, и час?!
— Да, батюшко! — помотрела на отца Зосиму глазами, полными слёз, Зинаида. — Ровно через четыре дня уже…
— Ну, а ты, сердешная, получается — веришь во всё это?
— А как не верить, батюшко?! Ведь всё-всё, что говорил «он» мне сбылось — до капельки!
— Вон оно как. Значит, говоришь, про войну «он» тебе вещал? Про какую войну, когда?
— Не вещал — показывал, батюшко! Во снах. Сама-то война эта, конечно, страшная будет — атомная. Но нашу страну она не сильно затронет. А вот то, что после войны этой начнётся — вот это Ад, самый настоящий. А произойдёт она 12 июля 2010 года. Так он мне сказал. И ещё говорил — иди к людям, рассказывай! Пусть остановят всё это, говорил, время ещё есть! И говорил как это всё надо сделать…
— Вот даже как?!
— Да, так и было, батюшко. А по ночам во снах всё показывал. Про то, как будет после войны… — перекрестилась Зинаида. — Ведь Конец Света наступит, батюшко! Мёртвые станут и от живых питаться начнут. Смерти не будет, но и жизнь такая наступит, что и не жизнь вовсе. Души умерших везде будут летать, и живых-то останется всего ничего — им же на беду самим. Я уж засобиралась в Москву, как он мне говорил… А к ночи, как ехать мне поутру, заговорил «он» в голове снова. Не собирайся, говорит, поздно уже — всё будет, как должно. Я и не поехала. А он мне день и час назначил и Ваше имя и место назвал, батюшко!
— Вот как!!!
— Да. Только сперва, сказал, поди возьми Книгу в старом посёлке разрушенном, да отцу Зосиме — Вам то-есть, отвези. Он, мол, знает, что с нею делать.
— Какую книгу?!
— А вот эту, батюшко! — ответила Зинаида, и раскрыв свою сумку, положила на стол перед отцом Зосимой газетный свёрток.
Батюшка аккуратно развернул его и достал из газет книгу в твёрдом, потёртом, кожаном переплёте. Она была очень старая, эта книга. Батюшка, держа её в руках, замер на мгновение, потом, не открывая, положил на стол.